Вот для чего наш вожак уронил вниз автомат – по звуку догадался, что склон близко. Он сделал всё как настоящий трикстер!
Целую секунду меня переполняет восторг. А ещё спустя секунду выстрелы раскалывают воздух, и пули начинают долбить землю рядом с нами.
Бандиты палят вслепую – сквозь дымку. Зато патронов не экономят.
Отец накрывает меня телом.
И тут что-то взрывается – так мне кажется…
Тьма. Боль.
Мутная дымка. Перед глазами – красные круги.
В ушах – звон. Легче, чем от Мясорубки. И всё равно – башка раскалывается. А из носа течёт кровь.
Я утёрся грязным рукавом и осторожно повернул голову.
– Цел? – глухо спросил Петрович.
– Нормально…
Рядом открыл глаза отец. И медленно сел, отряхивая припорошенные землёй волосы. Его разодранная кепка валялась в стороне.
Чем же нас накрыло? Гранатой?
Хорошо хоть наша сумка – целая. И ведьмины глазки на месте!
– Сынок…
– Всё путём, – коснулся я его руки. И замер, вслушиваясь.
Теперь, когда звон в ушах отступил, – я вдруг понял, что Мясорубка затихла.
Бандитской ругани тоже не слыхать.
Но это ни о чём не говорит! Пока мы были в отключке, они вполне могли подобраться ближе. Вдруг они уже рядом – за стеной тумана?!
Я вскочил на ноги.
– Не дергайся, – вздохнул Петрович и медленно поднялся с земли. Одежда на нем в нескольких местах была располосована. У отца – тоже, особенно спина. И нога… Вся левая штанина промокла от крови.
Наверное, задело осколком!
Я торопливо полез в сумку, достал стерильный бинт, йод.
– Погоди, – сказал Петрович и сам начал перевязывать отца.
Пока он это делал, я с автоматом на изготовку опасливо озирался. Тёмные силуэты чудились мне за белой завесой.
А наш вожак был удивительно спокоен.
– Порядок, – объявил он, завязывая бинт. И отобрал у меня автомат.
Почесал подбородок, глядя вверх по склону. Шепнул:
– Теперь бы не худо отсюда выбраться…
– Там же бандиты!
– Вряд ли они нам помешают.
– А если опять кинут гранату?
– Гранату? – округлил он глаза. – Какую ещё?.. – моргнул недоумённо. И вдруг понимающе улыбнулся: – Не бойся – не кинут.
Без лишних объяснений, деловито стал карабкаться вверх по склону. Мы двинулись следом – отец заметно хромал, но пытался не отставать.
А я подобрал камень и судорожно сжал в кулаке – раз уж пистолета не доверили, хотя бы не с голыми руками!
Всё-таки мне трудно понять логику Петровича. Да, он – реальный ловкач. Только что выдернул нас из-под стволов. Но почему опять тащит под те же самые стволы?!
Или хочет застать их врасплох?
Смешно.
Представляю себе рожу долговязого бандита – когда он нас увидит. Уж тогда он с полным правом сможет сказать: «Идиоты!»
Тьфу!
Шёпотом чертыхаюсь, споткнувшись обо что-то. Присматриваюсь и с удивлением обнаруживаю расколотый автоматный приклад. Разгребаю землю пополам со щебёнкой.
Точно, автомат! Разбитый, негодный, да ещё надрезанный чем-то вроде болгарки. И магазин не отщёлкнешь – заклинило!
Всё равно здорово. Пока ползём этим крутым склоном – буду смотреть внимательнее. Вдруг попадётся ещё что интересное?
Через пару метров я нахожу кусок куртки.
А ещё выше – чью-то руку.
Я смотрю на неё несколько секунд. Ясно вижу гладкий, словно бритвенный срез – наискось выше локтя. Рука в пыли – но даже сквозь грязь можно разобрать на коже татуированный якорь и наколку «ВМФ».
Отец трогает меня за плечо:
– Глеб…
Я ошалело моргаю, не сводя глаз с жуткой находки, и отец почти тянет меня вверх по склону.
Минуту спустя выбираемся из трещины – опять к развалинам магазина «Антошка».
Я отхожу от обрыва всего на несколько шагов. И тут меня начинает тошнить. Рвать до судорог, до болезненных спазмов – прямо у заросшего травой крыльца с почернелой, загнутой спиралью вывеской.
Я ведь не ошибался. Бандиты, правда, ждали на-верху.
Точнее – то, что от них осталось…
А среди этих кровавых кусков – распоротое и вывернутое, как перчатка, тело, узнаваемое лишь по остаткам пальто.
Гребень так и не сбежал от судьбы.
Отец и Петрович взяли меня под руки и оттянули за угол магазина. Отсюда почти не видно это. Но легче не стало. Потому что это – до сих пор у меня перед глазами.
Мне стыдно. Но я ничего не могу поделать…
Наконец отпустило.
Отец дал мне свой платок утереться. Обнял и зашептал:
– Прости, Глеб… Прости, что притащил тебя сюда. Зона – не для мальчишек!
А Петрович дружески взъерошил мои волосы:
– Ничего. Первый раз даже взрослые мужики не всё выдерживают.
– Правда? – удивился я сквозь слёзы.
– Вон Фома, земля ему пухом, вообще штаны обмочил, когда однажды наступил на хлопушку…
Ну уж нет! У меня штаны сухие.
– Идём! – выдавил я решительно.
Петрович смерил меня оценивающим взглядом:
– Ты… в порядке?
– Нормально, – буркнул, пошатываясь, словно пьяный.
– Вот и молодец… трикстер!
Больше мы не задерживались ни секунды.
Маршрут известный – мимо торгового центра «Экватор» к супермаркету «Пятёрочка». А там начнётся Тропа!
Мы торопились – насколько позволяла раненая нога отца.
Потеряли кучу времени – пока были без сознания. Да и со мной возились…
И всё равно, ещё есть надежда, что высшие от нас отстали. А может, вообще, с ними случилось то, что и с бандитами? Если они рискнули идти через Мясорубку, вслед за нами…
Я оглянулся.
Воздух над пустырём колыхался, как в полдень над горячим асфальтом. Снежинками на свету вспыхивали мириады искр. И мелькали в причудливом, волшебном танце…
Я вздрогнул. Торопливо отвернулся.
Красиво. Опять красиво – до мурашек по коже. Монотонный гул едва угадывается. Отец говорил, после выброса энергии всегда бывает затишье. И всё равно такое чувство, будто эти милые огоньки стальными иглами готовы вонзиться тебе в спину…
Я вдруг вспомнил слова отца: «Нынешняя мерзость – дело рук человеческих».
Может, он и прав.
Сейчас, в эту минуту, я ненавижу Зону. Но понимаю: зло – не в ней. И даже не в Мясорубке.
Оно – в людях. Или в тех, кто кажется людьми.
И всегда было!
Просто раньше оно выглядело не таким заметным…
Я стиснул кулаки.
Кто вас, тварей, сюда привёл? Кто первым затеял бойню?
Отец мечтает всё исправить. Но кое-что уже не исправишь.
Даже если заманить всех уродов в Мясорубку!
Я поёжился. Опять, как наяву, встала перед глазами картина…
Вот уж нет – такого никому не желаю. Разве что гадам, мучившим Йога!
