Михалыч насмешливо покачал головой. Совсем как прежний… Мой Михалыч. Если бы тогда, в ночном Курске, ты не подобрал избитую до беспамятства тощую девчонку с простреленными ногами, не пришлось бы сейчас удерживать на курке дрожащий палец… Всё окончилось бы намного раньше. Скорее всего, в ту самую ночь. Два месяца провалялась, и тебе удалось-таки меня выходить…
Но это где-то там, в прежней жизни. Палец на спусковом крючке деревенеет. «Ты должна его убить» — неумолчным гудением отзывается внутри каждая фраза Алана. «Должна, должна …»
Я и сама знаю, что должна. Я знаю, что Михалыч — враг… Вот только откуда я знаю? Откуда подкатывающий к горлу комок страха и ненависти?
Мой это страх… или страх скорчившегося на полу Алана? «Убей!» Кто говорит? Нет, не американец… Я знаю этот голос. Отец… Мой отец в окровавленной рубашке стонет, зажимая рану, и просит об одном: «Убей его! Убей!» И тогда я спускаю курок. Пистолет вздрагивает, но выстрелов я уже не слышу.
Бабочки… Миллионы бабочек… Пестрые разноцветные крылышки… Словно ласковые, необжигающие языки пламени… Так легко падать в это пламя… Так спокойно…
— Таня!..
Тяжело поднимать веки…
— Таня!..
Михалыч склонился надо мной. На лице — тревога.
Я пробормотала:
— Со мной все в порядке…
Но главное, что все порядке с ним. Я чуть приподнялась и разглядела за спиной Старика, на пороге «рума» номер четыре, неподвижное тело Федора. Компьютерная дурь сказалась на помощнике Алана слабее. Ему удалось не только самостоятельно добраться до дверей, но и извлечь непослушными пальцами керамический пистолет.
Сколько же я провалялась в «отключке»? Наверно, всего несколько мгновений. Красная лужа рядом с головой Федора была еще маленькая, но с каждой секундой она расползалась… Я всадила в него не меньше половины обоймы.
— Прости меня, Михалыч…
Старик чуть улыбнулся:
— Не за что… Дай-ка сюда эту погремушку… — Осторожно высвободил «стечкин» охранника из моей левой руки. С удовольствием бы ему помогла, но задеревеневшие пальцы еще не очень слушались. Я заметила, что рукоятка моего «керамика» уже торчит из кармана Михалыча. Всё правильно. Хотя чужого страха и ненависти внутри я больше не чувствовала, оружие лучше убрать от меня подальше. До полного прояснения мозгов.
Я взглянула на охранника и прикусила губу. Кое-что я успела-таки натворить. Казавшийся таким крепким, парень «вырубился» от потери крови.
— Михалыч! Его надо перевязать.
Старик кивнул и подошёл к охраннику. Осторожно тронул его щеку:
— Игорёк, ты как?
Почему Старик медлит? В кафе обязательно должен быть медицинский комплект. А кровь можно остановить обыкновенным жгутом…
Чёрт, совсем забыла!
— Где американец? — попыталась встать. Не смогла, голова закружилась, в висках запульсировало. Я прислонилась спиной к стене, осторожно повернулась и наконец-то увидела Алана.
Алан молча корчился и выгибался на полу у дверей, пытаясь достать рукоятку электронного замка. Он все ещё не владел своим телом и был беспомощнее младенца… Во мне шевельнулось странное чувство жалости, смешанной с отвращением.
Михалыч вскинул «стечкин». Короткая очередь ушла в обивку вестибюля. Только одна пуля угодила в затылок Алана. Но даже этой одной было более чем достаточно.
— Зачем? — вскрикнула я.
— Так надо, Таня…
Я отвернулась. Наверное, он знает то, чего не знаю я…
От грохота выстрелов пришел в себя охранник. Моргнул, зашевелился, тихо позвал:
— Михалыч…
Что-то ещё сказал — я не разобрала. В ушах у меня звенело. «Стечкин-М» — это не изящная вещица из керамики. Никаких встроенных глушителей не предусмотрено. Если бы не надёжная звукоизоляция «Глубины», в кафе уже поднялся бы переполох.
Впрочем, на пульте админа все прекрасно слышно и видно. Раз до сих пор не объявили тревогу, значит, у Старика там свой человек. И если бы американец дотянулся до замка, вряд ли это ему бы помогло — наверняка электронные замки на всех дверях блокированы с центрального пульта.
— Михалыч… — снова позвал охранник.
Голос был такой слабый. И всё из-за меня…
— Потерпи, Игорек, — отозвался Старик и сунул «стечкин» под мышку. Зачем-то достал из нагрудного кармана мой «керамик» и тщательно вытер рукоять. Я заметила, что на Старике прозрачные пластиковые перчатки. Но почему он так спокоен? Нельзя медлить. Иначе парень точно загнется…
Я снова попыталась встать — в этот раз удалось. Качаясь, сделала шаг:
— Надо наложить жгут…
Договорить не успела.
Михалыч два раза выстрелил в охранника из моего пистолета. В шею, повыше стоячего воротника бронежилета. Потом аккуратно вложил «керамик» в руку мёртвого Алана. А рукоятку «стечкина» сунул в холодеющие пальцы охранника.
Пол медленно качнулся подо мной, выскальзывая из-под ног. Я отступила и прислонилась к стене.
Старик поднял на меня глаза:
— Извини, Таня, так надо…
Я завороженно смотрела, как красное пятно расползается, подбираясь к носкам моих туфель. О чем говорил Алан? Спецоперация?
Неужели американец выболтал правду? В тот единственный раз, когда у меня хватило сил ему не поверить…
— Таня… — Взгляд у Михалыча странный, просительный.
Понимаю, свидетелей не должно остаться… Даже под ментосканированием никто не должен рассказать правды. Из-под расстегнутой куртки Старика выглядывает кобура. Что там у него? «Керамик» Федора?
Куда будет стрелять в голову или в грудь? Я ведь без «брони»…
Он идет ко мне, и я не пытаюсь отступать. Всё равно убежать нету сил. Да и не выпустит меня тот, кто сидит на пульте админа.
— Не бойся…
Нет, Михалыч, смерти я уже не боюсь… Смерть — не самое страшное.
Он подходит ближе… Зачем так близко? Стрелять надо от тела Федора, из его пистолета, тогда баллистическая экспертиза все подтвердит…
Старик делает последний шаг…
Он не выстрелил. Он обнял меня и прошептал:
— Ты поймёшь, Таня. Обязательно поймёшь.
Его пальцы быстро коснулись моей шеи, и в глазах потемнело…
Михалыч… Лучше бы ты бросил меня подыхать в Курске…
Нет, я не потеряла сознания. Словно через толщу воды, до меня доходили звуки голосов… Я чувствовала, что лежу на полу. Что-то тёплое коснулось моей руки, и я поняла, что это наконец доползла до меня красная лужа от тела охранника.
Меня бережно подняли и куда-то понесли. Видеть лиц я ещё не могла— перед глазами по-прежнему плавали темные круги, но по голосам знала, что это Михалыч и кто-то ещё. Спустились вниз. Меня усадили в кресло и стали аккуратно привязывать. Кажется, липкой лентой примотали руки к подлокотникам, щиколотки — к подножке кресла. Не слишком туго, но вполне достаточно, чтобы исключить любые неожиданности с моей стороны.
