— Как море, Дьяболо? Теплое сегодня?
— Залазь, искупаемся! — с готовностью предлагает Дьяболо.
— Нет времени.
— Что ж, тогда не будем его тратить, — соглашается он и вдруг оказывается на берегу, рядом с террасой.
Сразу видно, что в «Глубине» он бывает частенько. Обзавелся собственным телом, не входящим в стандартный набор «виртуала». Голова молодого Эйнштейна на гипертрофированно мускулистом торсе киногероя. Из одежды на нем — легкие полотняные брюки, слегка намокшие внизу.
— Прекрасно выглядишь, — ухмыляется Дьяболо.
У меня тело стандартное. И, по-моему… мужское. Ну да, забыла указать, а компьютер выставил по умолчанию.
Не имеет значения. Я ведь не собираюсь здесь задерживаться. Серьезный разговор невозможен, когда вместо глаз собеседника — пусть и очень хорошо, но все же нарисованная физиономия.
— Мы тебя ждем, Дьяболо.
— Ты привела чужих, — покачал он головой.
Картинка из бара «Глубины» свободно транслируется в локальную сеть через десяток видеотерминалов. Дьяболо успел прекрасно разглядеть моих спутников. Только мы и не собирались прятаться.
— Это — друзья. Ты же знаешь, если бы я не была уверена…
— Нет, — на этот раз его голос категоричен, и следа нет от мальчишеской бесшабашности, — мы будем говорить здесь. Или не будем говорить совсем.
Что ж… С его стороны — вполне объяснимая осторожность.
Значит, придётся разговаривать на берегу тропического океана. Ничего страшного, «пространство» хорошо защищено от прослушивания.
Для людей поколения Алана такое общение слегка непривычно.
В одном старом фантастическом романе (кстати, название «Глубина» именно оттуда) под действием простенькой и безобидной программы сознание людей воспринимало «виртуал» в качестве реального мира. Независимо от совершенства картинки на экране.
С тех пор качество оцифровки выросло неизмеримо, мощность компьютеров увеличилась на два порядка, но пока вместо грёз получаются кошмары.
Все известные на сегодня программы, создающие иллюзию реальности, обладают выраженным наркотическим эффектом. Чем они совершеннее — тем сильнее зависимость. Человеческий разум слишком тонкая штука — его трудно обмануть, не разрушая.
В «Глубине» «дури» нет. Только совсем слабые легальные «видеостимуляторы». Это же респектабельное заведение.
Я как раз хотела стащить шлем и прочесть Алану что-то вроде вводной лекции по «виртуалу», когда рядом из ничего возникли две фигуры. Стандартные тела — широкоплечие молодые мужчины. Один брюнет, другой блондин — чтобы легче различать собеседников. Наверное, компьютер выбирал.
— Если хотите общаться здесь — мы не возражаем, — сказал брюнет голосом Алана. Судя по голосу, американец улыбнулся, но виртуальный двойник вместо этого перекосился в безобразной гримасе.
— Поправьте шлем, — негромко посоветовала я. Брюнет торопливо ощупал голову и сразу расплылся в широкой улыбке — биосенсоры шлема правильно облегли лицо.
— Кто вы такие? — хмыкнул молодой Эйнштейн-Дъяболо, небрежно разваливаясь в кресле-качалке.
— Друзья, — развел руками американец, присаживаясь напротив.
— Не люблю, когда неизвестно кто приходит с улицы и начинает искать моей дружбы. Это выглядит подозрительным, вы не находите?
— Обойдёмся без вводных фраз.
— Давайте.
— Мы представляем людей, заинтересованных в самом тесном сотрудничестве. И обладающих большими возможностями.
— Насколько большими?
— Весьма, весьма большими.
— Звучит заманчиво, — покачал головой Дьяболо. — И пахнет… Чувствуете запах?
Алан и блондин недоуменно переглянулись.
— Нет? — удивился «Эйнштейн» и шумно втянул носом воздух. — Странно. А я очень хорошо чувствую… — Он даже прищелкнул пальцами. — Такой приятный, волнующий аромат… Аромат сыра в мышеловке.
— Пока вы ничем не рискуете, — пожал плечами американец. — А вот мы готовы рискнуть. Четверть миллиона долларов для начала. На любой указанный вами счет, в любом банке мира. Это местные правители думают, что ученые должны работать бесплатно… Мы готовы платить!
«Эйнштейн» повернулся в мою сторону:
— Фродо, где ты откопала этих сладкоголосых сирен?
Я уже успела поменять тело и торопливо оправила на себе цветастое «мини». Глупость, конечно, так заботиться о внешности.
— Они друзья, Дьяболо.
Вот и пришло время для тяжелого разговора.
— Случилось худшее… Михалыч… В общем, его арестовали. Взяли ещё многих наших. Мне самой едва удалось выбраться, — кивнула в сторону гостей, — они помогли.
«Эйнштейн» замер и долго, неотрывно смотрел, будто хотел под виртуальной маской разглядеть моё настоящее лицо. Я не отвела глаз.
— Помогли, говоришь? — На лице Дьяболо начала расползаться ухмылка.
— Да. Помогли. Можешь прийти в четвертый «рум» и увидеть сам. Это действительно я. И со мной всё в порядке. Меня не пытали, не накачивали наркотиками…
Он молча встал. Потянулся:
— Искупаться, что ли… Скучно тут у вас…
— Неужели ты сам не чувствуешь, что я говорю правду? — вырвалось у меня в отчаянии. — «Охранка» поставит на уши всю Москву… Лаборатория — это не иголка, её не спрячешь, не унесёшь в кармане. Рано или поздно они найдут вас… А эти люди готовы помочь.
— Фродо, — усмехнулся «Эйнштейн». — Надевай полный костюм и айда купаться…
— Молодой человек, ваше недоверие законно. — Голос Алана был совершенно спокоен. — Но рассуждайте логически. Если бы мы готовили для вас ловушку, зачем начинать беседу с рассказа о провале? Уж поверьте, ложь бывает такой разнообразной. А правда — одна. Хотя для нашей встречи она, вероятно, и не слишком подходяща.
Дьяболо опять взглянул на меня, покачал головой и с размаху плюхнулся в кресло:
— Ладно. Какой-то резон в этом есть. Излагайте… Только без «трэша» — чего вы можете и чего хотите?
— Буду краток… — согласился Алан.
Иногда физик прерывал американца вопросами.
Похоже, нам удалось-таки перебороть его недоверие. Радоваться надо, но где-то в подсознании я чувствовала смутный холодок. Что-то было не так. Сама не знаю что.
Может, эта непонятная ухмылка Дьяболо, когда я рассказала про Михалыча?
Снова в памяти всплыла загадочная осведомлённость нарисованного Коляна, теперь уже не казавшаяся безобидным пустяком.
Я оглянулась по сторонам. Ветерок с океана то крепчал, то растворялся до неощутимого дуновения. Но небо по-прежисму ясное. Все вокруг дышало тропической безмятежностью. И от этого обволакивающего, словно паутина, спокойствия моя тревога только усиливалась.
