на нет.
Я попытался вспомнить, что почувствовал в тот момент, когда увернулся. Воссоздать его в голове, чтобы повторить. Странное чувство, будто лень двигаться, будто просто уже ничего не хочется, даже отпрыгивать.
Выглядит легко, но я понял одну важную вещь, которую не совсем верно до меня донёс Гой. Или может он донёс её верно, однако забыл упомянуть о другом важном и решающем факторе, который я открыл для себя во время драки.
Для меня проблемой стало не только напряжение — ещё одним барьером был банальных страх и инстинкт самосохранения.
Это надо быть или дико спокойным, чтобы из-за своих инстинктов самосохранения не отпрыгивать, или иметь стальные яйца, чтобы даже в такой ситуации полностью контролировать себя и отклоняться буквально чуть-чуть, когда рядом с тобой проносится смерть.
Это как на тебя летит КАМАЗ — ты можешь отпрыгнуть, что сделает любой, а можешь сделать шаг назад, и он пролетит в сантиметре от тебя. На последнее мало кто способен, так как ты просто отпрыгнешь, не задумываясь.
Если только ты не бухой и тебе не плевать.
Время в кровати коротать мне помогала Люнь, которая без умолку болтала. Меня она не раздражала, я воспринимал её как радио, которое играет фоном, чтобы совсем скучно не было. Лишь когда служанки вышли, оставив меня на время одного, я спросил её:
— Что с лицом там, Люнь?
— Ну… — она замялась. — Тебе досталось.
— Сильно изуродовали?
— Ну, на один шрам у тебя стало больше. Он даже мужественно выглядит.
Она провела пальцем по лицу наискосок от правой брови через глаз под носом и прямо по центру губ в нижний левый край лица.
— А чего тогда оба глаза перевязано?
— Ну у тебя ещё и тут чуть-чуть шрам, и тут, и тут…
Короче, харю мне обработали кнутом как надо, я так подозреваю.
Повязки сняли уже на следующий день. Две милые служанки, Чили и Лума, местная красавица, помогли мне одеться, собраться и встать, готовые подхватить меня под руки, хотя я не чувствовал прямо-таки слабости. Куда больше меня интересовало…
— Зеркало? Здесь есть зеркало?
Не то что я был нарциссом — к тому, что моя рожа как порезанная на ремни, я уже привык. Просто не хотелось, чтобы стало ещё хуже.
— Если что, шрамы украшают мужчину! — быстро добавила Чили, подведя меня к зеркалу в комнате.
— И делают его более мужественным! — добавила Лума. — Я вот смотрю и уже хочу тебя!
Спасибо, конечно, но… как-то это не сильно успокоило, когда я увидел рожу. Не сказать, что прямо-таки уродские шрамы в говно, но не заметить их было ну очень сложно. Рваная рана поперёк лица и ещё много мелких ран как от шрапнели или дроби, как в фильмах показывают.
Как я воспринял такое пополнение?
Ну как…
— Блин, а я уж надеялся, что обойдусь без этого…
— Тебе идёт, — тут же подбодрила меня Чили, но Люнь поспешила сразу же внести свою лепту.
— Она врёт, шрамы никого не красят, но тебе же не привыкать, да?
Уж лучше бы ты молчала, Люнь, я серьёзно. Не привыкать мне…
Я молча разглядывал своё отражение, вспоминая времена, когда моё лицо было чистым и аккуратным, а не как после посещения барбершопа у Фредди Крюгера. Теперь встреть я кого-нибудь в своём мире, и меня даже не узнают. Скорее будут из-за шрамов смотреть странно, считая каким-нибудь больным на голову.
— Господин Гой попросил тебя отвести на улицу, как только ты встанешь, — сообщила Чили, когда я насмотрелся на себя.
— Сразу?
— Это его слова, не мои, а я не могу ослушаться. Он сказал, что у тебя сегодня первое занятие, и важно прийти на него. А ещё он просил выпить вот это.
Она протянула мне бутылёк, едва открыв который, я поморщился.
Спирт.
Причём, судя по запаху, там голимый спирт.
Не то чтобы я не доверял Гою, но его методы обучения меня пугали, если честно. Просто привык я тренироваться иначе, а здесь какая-то альтернативная тренировка наравне, которая ассоциировалась у меня с альтернативной народной медициной, которой я не доверял. Типа напейся и научишься драться лучше.
С другой стороны, я сам видел, как он показывает класс, поэтому что-то он-то должен был знать. Да и в его интересах было меня обучить так, чтобы я дал просраться всем на турнире.
— Люнь, думаешь, он правильно меня учит? — спросил я негромко, когда шёл на улицу, оставив служанок позади.
— Ты о чём?
— О том, что он заставляет меня напиваться, чтобы научиться уклоняться. По твоему опыту?
— По моему опыту? — она задумалась. — По моему опыту, каждый учитель учит по-своему, Юнксу. Кто-то применяет жёсткие зазубривания, кто-то заставляет учиться на практике, кто-то подходит к вопросу творчески.
— Он подходит точно творчески.
— Думаю, он просто думал, что реальный бой и страх за свою жизнь заставят тебя поймать ту самую нить, ухватить суть, о которой он говорил.
— И я ухватил, — вздохнул я. — Своим лицом.
— Не беспокойся о шрамах, их можно будет снять моим исцелением, — улыбнулась Люнь. — Найдёшь ту, кому можно доверять, обучишь, и вот тебе твой собственный целитель, который уберёт их всех с лица. Будешь как новенький.
— Хочется верить.
— И ты верь, — настоятельно заявила Люнь. — И, возвращаясь к Гою, мне кажется, он хороший учитель, просто очень и очень своеобразный, один из тех, кто считает, что на практике учиться куда эффективнее. И, возможно, он прав, ведь ты почувствовал это, да? Почувствовал, что он имел ввиду, и даже смог повторить, как я поняла.
— Смог-то смог, но проблема немного в другом, Люнь.
— И в чём же?
— Повторить подобное на трезвую голову.
Тренировка по рецепту Гоя.
Бухать, танцевать, уворачиваться от камней. А потом всё вместе и одновременно.
Гой херни не посоветует.
По крайней мере, так подумали бы те, кто наблюдал бы сейчас за нами, так как я то и делал, что танцевал, бухал и уворачивался от камней. И надо сказать, у меня был определённый успех в этом. Я имею ввиду бухать — меня перестало рвать, и я даже начал ловить с этого определённый кайф.
А вот остальному я нихрена не научился.
Я херово танцевал, растекаясь по земле, будучи
