ответил я, – может, нас покормят…
– Ползите уже, – зло парировал мой спутник, – как заслышим моторы, вжимаемся в землю, и да, прямо сейчас нужно извалять спины в грязи…
– Давайте еще сорвем хоть каких-то веток с кустов…
Расчет был на то, что ближе к месту боя внимание патрульных переключится на тактическую обстановку, и нас не заметят.
И мы рванули на четвереньках в сторону выстрелов, заткнув за пояса ветки кустов…
Мокрая холодная одежда противно прилипала к телу, пахло сырой землей и прелыми листьями. Мешки мы привязали к щиколоткам ног, чтобы уменьшить свой силуэт.
Грохот выстрелов и стрекот пулеметов, перемежаемые рыком йети, приближались, а сзади постепенно нарастал гул моторов второго патруля.
Через некоторое время звуки обрушились на нас так, что поглотили рокот двигателей.
Нам повезло: я наткнулся на неглубокую промоину одного из ручьев, которые после дождей в изобилии стекали с горы на побережье. Хоть она была и небольшой, но глубже кювета.
Вот в нее-то мы и вжались, с дрожью застыв, пропуская гул бронетехники и стальной лязг ступоходов «пятерки», от которых слегка дрожала земля.
Я старался даже не дышать.
На некоторое время мы впали в оцепенение, купаясь в грохоте, стараясь не обращать внимания на свист пуль и осколки. Иногда в наше убежище залетали мелкие камни – земля сотрясалась.
Я чувствовал себя в окопе: накатило, как тогда, под Корсун-сити, и я изо всех сил боролся с чувством липкого страха и подступающей к горлу тошнотой.
Свист, грохот, рык, потом рык, свист и грохот – кто-то кричал.
Вдруг я услышал характерный вой, и в доли секунды сообразил: в состав мотострелкового взвода входят два минометных расчета… Я зажмурился и раскрыл рот, словно пытался проглотить летящую гранату, и зажал руками уши.
Грохнуло так, что голову обдало горячим воздухом, и завыли осколки, Зодиак Великий – сверху, не в нас… в ушах зазвенело.
Раздался треск, громкий шорох и какой-то шум.
Я отважился приподнять голову на пару сантиметров и увидел, как две высоченные сосны, навалившись друг на друга, падают на дорогу прямо перед нами, размахивая косматыми лапами веток. С соседнего дерева падал окровавленный труп йети, роняющий из рук дисковый автомат Томпсона.
Я повернулся к Миллеру и ткнул его в плечо, опасаясь, что он уже не отзовется.
– Я в порядке, Моррисон. – Из-под каски высунулась его испачканная в грязи физиономия, хотя он и продолжал вести себя так, словно он на приеме у президента Монро.
– Давайте-ка попробуем переползти на ту сторону, – чтобы не кричать, я почти прислонился к каске, – тут очень удачно деревья упали.
– Сомнительная какая-то авантюра, – пробормотал Генрих, словно улитка, вытягиваясь из-под каски, аккуратно сплюнув и бегая глазами по сторонам.
Нам просто повезло: граната разорвалась уже в лесополосе, и стволы деревьев приняли на себя осколки, а два упавших дерева очень удачно отсекли нас от поля боя, хоть опасность и оставалась. Бой продолжался, но уже не так интенсивно, кажется, патрульные начали теснить странных йети – бронемашины заурчали двигателями и разворачивались в сторону леса к противоположной обочине. Одна из уцелевших «пятерок» предприняла маневр обхода через лесополосу, хвала Зодиаку, на правом фланге – видать, наш фланг был пристрелян гранатометчиками, и йети раздумали там нападать.
Мы нацепили покрытые налипшей грязью мешки на такие же спины и высунулись из укрытия. Вывороченные обломанные пеньки лежали на обочине, а дальше торчали расщепленные стволы, и на другой стороне дороги было отличное укрытие из густых крон. Бойцы Оливии в основном держались к нам боком или спиной, и мы решились. Первым пополз Генрих, я на всякий случай некоторое время прикрывал его пистолетом, хотя больше для самоуспокоения. Затем полез и я.
Пара минут напряженного ожидания, сосредоточенно перебирая руками, и вот наконец по лицу бьют колючие ветви, и мы перекатываемся в противоположный кювет, в котором мы, как наблюдатели: нам видно почти все, а нас не видно никому.
Прислонившись к толстой ветке сосны, я облегченно выдохнул, позволив себе расслабиться.
– Вы знаете, Моррисон, – пропыхтел Генрих, утирая грязный лоб и сняв каску, – я начинаю верить в ваше сказочное везение…
– Это хорошо, – выдохнул я, – так как истинная вера всегда защитит верующего.
– Моррисон, далеко еще до этого Стонингтона? – Мы шли, точнее, осторожно пробирались по берегу озера от кустов и холмиков к выгоревшим обломкам лодок и рассохшимся бочкам.
Дорога была совсем недалеко, и мы, пригибаясь, шли почти по кромке воды, готовые в любой момент упасть на мокрый песок или залезть в прибрежные камыши.
– Судя по следам человеческого быта, – рассудил я, – наверное, близко, вон за тем холмом.
Миллер, несмотря на всю свою подготовку, уже тяжело дышал, но держался молодцом. Все же и лет ему было побольше, чем мне.
Выстрелы продолжались уже далеко и были более редкими – бой явно утихал.
– Как думаете, Миллер, – спросил я, – полицейские из Рокпорта уже выехали на эту вечеринку?
– Думаю, да, – Генрих остановился, чтобы отдышаться, – местный шериф не мог не слышать шум боя и обязан был связаться с городом по радио.
Наконец мы ушли от опасной зоны, вновь промочив ноги, огибая тот самый каменистый холм, вдающийся в воду.
Вот за поворотом холма показалась панорама Стонингтона: деревянные, уходящие в воду мостки причалов, лежащие на берегу вверх почерневшими килями, со следами облупленной краски рыбацкие лодки. А чуть дальше небольшие домики, вбитые в землю жерди, на которых сушились рыболовные сети, ящики и бочки.
Мы с удвоенной силой рванули вперед, но меня не покидало ощущение, что здесь что-то не так. Что-то в картине деревни казалось неправильным. Да – сейчас светлый, хоть и пасмурный день, но где все люди? Почему не идет дым из труб?
Выбравшись на пляж, мы поковыляли по сырому песку к ближайшим домам, над которыми вилась стая ворон.
Первый труп мы заметили у забора ближайшего дома, у калитки.
В черно-вишневой луже лежал пожилой мужчина в куртке с распоротым животом и вывалившимся посиневшим языком. Его остекленевшие глаза вылезли из орбит. Рядом валялся переломленный пополам охотничий «Марлин».
Мы с Миллером молча переглянулись и, вынув оружие, двинулись дальше, но уже аккуратно и внимательно.
На перекрестке деревенских улиц зрелище было просто жуткое: почти весь он был забрызган кровью, как на скотобойне, – пятна, брызги и подтеки в лужах на глинистой мокрой дороге. Местами вся земля была покрыта кровью. Слева, зацепившись кожаной жилеткой за жердь ограды, висел обезглавленный человек. Голова валялась рядом, уткнувшись помертвевшим лицом в грязь. А на земле была разодрана в кровавые клочья целая семья – женщина и двое детей: мальчик лет двенадцати, который сжимал в побелевших руках металлический лом, и девочка, лет восьми, разорванная пополам…
Вокруг стоял тошнотворный металлический и чуть сладковатый запах.
И абсолютно подходящая под
