* *
Антея приглядывала за адмиралом, пока не убедилась, что тот спит. Затем улеглась рядом с ним и отвернулась. Она заставила себя замедлить дыхание и расслабить конечности, хотя в гудящей от забот голове роились планы, сценарии и катастрофические исходы. Она нуждалась в небольшом отдыхе — уж точно не меньше мужчины рядом с ней. Антея прикрыла глаза.
Через десять минут она села и тихонько выругалась, а потом скатилась с кровати и уселась в единственное в комнате кресло. Она долго сидела недвижимо и не видя стены, в которую уперлась взглядом. Затем неохотно запустила руку под куртку за медальоном. Отстегнув его, Антея подставила серебряный овал под луч солнечного света, льющегося в окно.
Она раскрыла медальон и посмотрела на портрет внутри. Телен Аргайр улыбалась сестре, смотря на нее прямым, ясным взглядом, который так много говорил об их детстве — о том, как прошло оно в вольном воздухе, как побуждали ее и Антею родители учиться и все вокруг исследовать — насколько можно чаще и глубже. Как они научились быть смелыми, и как вместе ухватились за исключительную возможность, как только она представилась.
Через мгновение Антея потеребила край портрета, и портрет выскочил из медальона. На обороте была еще одна фотография, на этот раз черно-белая.
Тому, кто не знал Телен, вряд ли удалось бы догадаться, но это тоже была она. Телен сидела на стуле с прямой спинкой, руки больно заведены за спинку и связаны в запястьях. Ноги ей связали на тот же манер, а во рту торчал тряпичный кляп. Она умоляюще смотрела в камеру.
Дрожащими пальцами Антея вернула на место изначальную картинку. Она взглянула на неподвижную фигуру на кровати; сама себе кивнула.
Ей понадобятся все мыслимые козыри — все до единого. И симпатия к этому иностранному адмиралу была единственной вещью, которой она не могла себе позволить — если хотела, чтобы Телен выжила.
Чейсон просыпался постепенно. Ему бы следовало наслаждаться ощущением свободы и тяжести, придавливающей спину к кровати, но вместо этого он оказался погружен в печаль и сомнения. Он вздумал было открыть глаза, но зажмурился от света и попытался, мечась взглядом влево-вправо в розовой пустоте, определить, откуда взялось это чувство.
Вот откуда: прошлой ночью он заснул, чувствуя, как давит гравитация, и думал, насколько это чудесно. Теперь он мог думать только о том, что в последний раз, когда он вот так лежал, рядом с ним лежала Венера.
Он видел ее лицо, ее смелую улыбку при последнем расставании. Он отправлялся к Формации Фалкон на «Ладье», она отправлялась в пылающий эпицентр Кандеса. Чейсон знал, что ей удалось проникнуть в солнце солнц и что она вызвала Перебой, потому что в течение его атаки против флота Фалкона радар «Ладьи» действовал безупречно на протяжении двенадцати часов.
Чейсон раскрыл наконец глаза и увидел дощатый потолок общежития для семейных пар. В окна колотился никогда не стихающий ветер. Он испустил долгий, дрожащий выдох.
Венера Фаннинг была хитроумна, безжалостна и прагматична. В горячке боя ей приходилось без колебаний стрелять в людей. Раз она даже торговалась с пиратами за жизнь экипажа Чейсона.
Тем не менее, после перебоя ей пришлось спасаться от Кандеса, увиливая от рыщущих кораблей Гехеллена — нации, которая назначила цену за головы всех слипстримеров.
Вдруг она сейчас томится в какой-нибудь гехелленской тюрьме? Эту мысль Чейсону удавалось отгонять от себя все эти месяцы, но теперь он от нее не мог отвязаться.
Он перекатился на бок и сел прямо, а затем, шатаясь, встал на ноги.
— О!
Из маленькой уборной вынырнула Антея. Он удивленно моргнул.
Она переоделась в цветастую шелковую блузку и свободные брюки, а ее гигантские глаза были прикрыты большими круглыми солнечными очками. После кожаного летного костюма новый образ оказался неожиданно женственным.
— Где вы это взяли?
Антея указала головой.
— В своем багаже. Знаете, вам стоит купить рюкзак. Путешествуя без него, вы будете вызывать подозрения.
Он оглядел унылую одежду поденщика, которой обзавелся на ферме: башмаки с обрезанными носами, брезентовые штаны тускло-серого цвета и замшевую рубашку-безрукавку. К поясу крепилось несколько подсумков; в настоящий момент пустых.
Чейсон сделал усилие, чтобы стряхнуть депрессию.
— Деньги, — медленно сказал он. — И личные вещи, и… официальные документы, я полагаю. — Чем там они пользовались в Фалконе? Он отдаленно представлял себе Фалкон как бюрократическое до самых своих корней государство, где без паспорта в туалет не сходишь.
Антея уже что-то протягивала — стопку именно таких бумаг.
— Уже сделано, — сказала она. — Я поднялась несколько часов назад. Решила, что вам нужно поспать.
— Я поспал, спасибо. — Немного недовольный собой за то, что позволил ей так себя обскакать, он взял бумаги, изучил их и сунул в один из подсумков. — Денариан. Откуда такие имена берутся?
— Это наше фамильное имя, муженек, не забудь его, — ухмыльнулась она. — Ты не против прогуляться по улице?
Он кинул взгляд на дверь. В этом общежитии гравитация составляла примерно четверть g, но даже при ней до выхода, казалось, нужно идти долгие мили. Однако свет, льющийся снаружи — пусть и сероватый, говорил, что уже стоит день. Если он, как предполагалось, в этом городе по делам, отсиживаться у себя в комнате показалось бы подозрительным.
— Нам нужны документы и для моих людей, — сказал он. — Кстати, эти вы где достали? — Он осторожно шагнул к двери.
— У моего контакта, — сказала она. Ее прохладные пальцы сомкнулись вокруг его бицепса, поддерживая его. — Того самого, от которого я получила крылья. Мы, собственно, отправляемся повидаться с ним — как только найдем посла.
Антея, значит, решила сама определять повестку дня; что же, пускай ее — до поры до времени. И тут до него дошло, что она только что сказала:
— Ричард? Вы не можете его найти?.. Дариуша, стало быть, нашли.
— Да он-то ждал там, где ему следовало, — сказала она, закатывая глаза. — Ричард встал даже раньше меня и убрел куда-то. Наверное, лежит где-нибудь в переулке, не в силах встать — так что нам лучше поторопиться.
Чейсон выругался и распахнул дверь, за которой открылся вид на затянутое облаками небо и утреннюю городскую суету.
На вид Сонгли вмещал семь — восемь тысяч человек, чьи жилища в основном растянулись вдоль деревянного обруча (или над ним) диаметром в полторы мили и шириной в сто футов. В четырех точках окружности в воздушный поток за ободом колеса свешивались грозди реактивных двигателей. Время от времени Чейсон слышал их рев и ощущал тягу, когда они напрягались,
