и серьезность. Она даже сдвинула брови – так, как сдвигает их папа, беседуя с не слишком щедрым заказчиком. Сейчас она ничуть не боялась этого человека, хотя помочь ей было некому. Боялась она немножечко вчера и сильно – позавчера. А сегодня – совсем нет! Не больше, чем капельку.
– Вот что я скажу вам, господин волшебник! Разве для темных дел вас нанял мой город?
– Темные дела? Да о чем вы таком говорите, милая леди?
– И не стоит называть меня милой леди! И девой тоже не стоит называть, – про прекрасноволосость она пропустила, поскольку это место в речах волшебника ей понравилось. – Взрослый, серьезный человек, а забираетесь дево… девушкам в головы, как какой-нибудь расшалившийся мальчишка! И воруете оттуда цветы! И шмелей! И все поменяли в саду! И опять украли мои цветы! И даже когда я выдумала страшные и уродливые цветы, вы тоже их украли, потому что своего воображения у вас нет! И прячетесь, как жалкий трус! И хотите сделаться бургомистром! И когда сделаетесь бургомистром, станете… станете… станете делать что-нибудь отменно отвратительное.
Про погубленный цветок-бабочку она говорить не стала. Он ей самой был не по душе. Кто только мог выдумать такую страхолюдину! Про всю цветочную пехоту, полегшую в битве при клумбе, дочь художника тоже решила не вспоминать. Кажется, она немного погорячилась со скелетниками. Да и с зеркальниками. Их не стало, и ей самой стало спокойнее.
Кстати, бросив грозные обвинения в лицо волшебнику, она поняла, что действительно не боится его. С самого начала не боялась. Почему-то была уверена: ничего страшного с ней не случится. Просто ей хотелось подраться с ним. За сад. Не сдавать же свое тайное царство совсем без боя! А если с кем-нибудь немного честно подраться, то, как показывает жизненный опыт, особенной беды из этого не выйдет. Разве только чуть-чуть. Зато столько удовольствия!
– Тебя ведь, кажется, зовут Анной? И ты, насколько я знаю, дочь местного художника. Я давно за тобой наблюдаю и очень хотел познакомиться, немилая неледи.
– Между прочим, разговаривая с дамой, следует сначала представиться самому, а уж потом представлять даму… то есть требовать представления от дамы… то есть чтобы дама представила… ну вы поняли меня, я вижу. Что тут болтать лишнее!
Ловко он закрутил – «немилая неледи»! И надо было бы сразу сказать ему нечто еще более ловкое. Но иногда получается обидная штука: ловкий ответ вроде бы есть, но сыскать его ты можешь только через час после того, когда следовало его ответить. А в самый нужный момент вместо ловкого ответа в голову лезет всякая чушь с какими-то дамскими представлениями… то есть… тьфу, ну врт опять!
Волшебник улыбался. Очень хорошо улыбался. Анне совсем некстати пришло в голову, что настоящие злодеи так хорошо улыбаться не умеют… и что волшебник – еще совсем не старый человек. Такой… средний. Положительно, совсем не старый.
Но, имея подобные настроения, драться ни с кем не станешь. Это ну совсем не драчные настроения! И она заставила себя подумать иначе: «А как, спрашивается, улыбаются настоящие злодеи? Особенно если они хотят подделаться под хороших людей?»
– Вы, конечно же, правы, Анна. Я постыдно упустил из виду правила приличия. Что ж, извольте, мое имя Динн. Но правильно ли я назвал вас? Нет ли ошибки?
– Да, я Анна, господин Динн. Госпожа Анна – для малознакомых людей.
– Прекрасноволосая госпожа Анна. Могу дать вам честное слово… Нет, я могу вам поклясться – да-да! – положить руку на Евангелие и поклясться, что никогда не хотел и не хочу сделаться вашим бургомистром. Да-да.
«Прекрасноволосая госпожа Анна» фыркнула. Ужасно льстивый попался ей волшебник.
– Поверьте, у меня есть забавы позабавнее. Вот, например, «Младшая королевская хроника» Бэды Недостопочтенного по сю пору не читана…
На лице мага несколько обиженное выражение сменилось сильно мечтательным. Он даже сделал маленькую паузу и вздохнул, печалясь о нечтении драгоценной хроники. Но затем волшебник собрал волю в кулак и продолжил:
– Так вот, никаких бургомистров. Нет уж. Не просите. Впрочем, кажется, вы и не просите… Но отчего вы подумали обо мне как о воре? Что за нелепость подтолкнула вас к подобному образу мыслей? Я никогда ничего не крал! Ну, если не считать… ну… и это было невероятно давно!
Она непонятным образом поняла: стащил чародеишка именно ту самую хронику. «Малую королевскую». Небэдопочтенную или вроде того. Но укорять Анна его не стала, ибо сама стянула одну очень хорошую книжку прямо с лотка на ярмарке. Ведь ей эта книжка была нужнее!
– …И, кстати, воображение у меня есть. Иначе я не мог бы стать волшебником.
– Но вы в моем саду… наделали… всякого… деревьев и… олень… один… – дочь художника, бодро начав, осеклась, вспомнив, с кем она разговаривает.
Брови волшебника медленно поднялись.
– Во-первых, госпожа Анна, боюсь, три новых дерева и несколько моих питомцев, нашедших здесь пристанище, вряд ли заслуживают столь невежливых слов, как «наделать всякого». Очень даже не всякого. Во-вторых, осторожно задам вам один вопрос: а вы совсем не удивлены тем, что я не удивлен вашим присутствием в моем саду?
«Какой же это твой сад, когда он мой!» – хотелось воскликнуть Анне. Но не тут-то было. Перед ее мысленным взором неожиданно встала какая-то возня с бумажками, печатями, писцами из ратуши и прочими неудобными штуками, о которых отец отзывался весьма неодобрительно. Особенно когда поменял прежний большой дом на нынешний, меньший, получив к нему в придачу бумагу с прощением каких-то непонятных и неправильных долгов. Картина бумажной возни наполнила ее ощущением холода. Девушка зябко поежилась и потеряла задор. Вот недавно все было хорошо! А теперь волшебник повернул дело не туда, куда ей хотелось бы. Но она и тут нашлась:
– Ничего удивительного! Ведь вы сказали, что давно за мной наблюдаете. Вот и вчера, наверное, наблюдали. А раз ничего не сказали, то почему бы мне тут не присутствовать, господин Динн?
Получилось: «Господинь-динь». Вот еще! Она взрослый человек, и надо выкинуть из головы всякие игрушки с колокольчиками.
Волшебник посмотрел на нее с видом полного непонимания. Все звучало складно. И какая-то логика в словах дочери художника явно была.
Но какая?
Теперь и маг потерял задор.
«Ага! Досталось тебе!» – злорадно констатировала девушка, наблюдая за лицом волшебника. Впрочем, она еще рано радовалась. Побарахтавшись в странной логической ловушке, непонятно как оказавшейся на тропинке их беседы, волшебник вырвался самым неожиданным образом:
– Многоуважаемая госпожа Анна Харфагра. Почтенная уроженка города и дочь доброго художника Фриса. Прекрасново… – тут язык его споткнулся на
