Андрон. – Может быть, скоро придёт конец этому бедствию. – Взгляд пьяных глаз окатил презрением веселящийся народ. – Надеюсь, что здесь снова будет библиотека.
- Как-то вы мягки, для наёмника. Заботитесь о книжках, а не о выживании.
- Наёмники, новые феодалы, короли, президенты, бандиты – всё это лишь пыль, ничего не значащие слова, ибо за масками власти давно нет человечности.
- Андрон, что с вами сделал этот шёпот перемен? Вроде же всего месяц как говорят о «Спасительных переменах, идущих с юга».
- Нет, давно уже в воздухе висит напряжение. Разве ты не видел эшелоны солдат? Торгошьё и безумцы попытаются дать отпор югу. Да, они знают, что им недолго осталось, – для человека, осилившего литр водки, Андрон выговаривает слова с отменной дикцией, хотя и тяжело, заторможено. – Не зря же я тебе рассказал про «Средиземноморскую чуму». Это, в моей жизни, был первый раз, когда свободные люди подняли оружие против угнетателей и упырей, возомнивших себя правителями мира, ибо тогда мы могли хоть на мгновение почувствовать себя освобождёнными. Это не был рассвет, но он намечался. Да, вскоре… всё… может измениться.
- Так, - Данте поднял ладонь, - кажется, с вас хватит. Может, помочь вам дойти до вашей комнаты?
- Ты не веришь, мне, парнишка?
- Простите, Андрон, - юноша метнул рукой в сторону, указывая в пьющих, курящих траву и колющихся людей, и со скепсисом, на грани злобы изрёк, - я просто не верю, что какой-то канцлер с юга сможет победить вот этот вертеп разврата. Нет, сеньор, он может и перебьёт всех преступников, декадентов, сластотерпцев и еретиков, но прогнившую суть человека не победить ему. На место уничтоженных придут новые. А теперь пройдёмте в комнату.
- Ох, - хватаясь за Данте, цепляясь за руку, сминая рукав кожаной куртки с характерным скрипом, и становлюсь ватными ногами на прогнивший пол, выдохнул Андрон. – Поставь будильник на пять часов… и-к… возьму тебя на охоту в южные пустоши.
- Хорошо. Поохотимся. – Взяв под плечо мужчину, помогая ему встать, с недовольной ухмылкой вымолвил италиец, утаскивая пьяного наёмника в комнату.
Глава четвёртая. В преддверии рассвета
Шесть часов утра. К югу от Сиракузы-Сан-Флорен.
О вчерашнем снегопаде напоминают лишь кучи быстро тающего снега. В округе температура поднимается слишком стремительно, чтобы белая масса в полной мере сумела пролежать хоть до конца дня. Почти каждую ночь, тучи, навеянные испарениями, выхлопами тысячами заводских труб, остуженные стремительным похолоданием, вновь вывалят горы снега с небес на землю. Но не в этот момент, ибо утро, по всем признакам, несёт за собой лишь тепло и жар грядущего дня.
Солнце медленно поднималось из-за горизонта, заливая всю округу ярким золотистым светом, проявляя чёрные силуэты Апеннинских скалистых возвышений, когда от города вышли два человека, уходя стремительно на юг.
Рассветная заря прекрасно освещает окрестности города, отравленные небеса очищены от облачков. Сиракузы-Сан-Флорен, в своём отвратительном великолепии, показался новому дню в привычном образе – ничтожный и загнивающий городишко, в трупе которого давно копошатся могильные черви, разрывая последние лакомые куски и паразитируя на всё ещё работающих системах. Именно таким его видят обычные жители, но он есть райское место для губителей, пляшущих на чужом горе и высасывающих последние соки.
Виды и образа возле города ненамного лучше самого поселения. Постоянные войны, эпидемии, радиационные заражения, химические выбросы – всё это превратило саму землю в пропитанную ядом почву, поменявшей свою первооснову, отступившую от основной цели – теперь она не даёт жизнь, а беспощадно убивает. Выращивание пищи стало опасным предприятием, ибо практически всегда она вбирает в себя весь яд и несёт его внутрь, медленно накапливаясь и убивая опрометчивого едока. Лишь плантаторы юга, изысканные в науках, смогли научиться обрабатывать землю так, чтобы она давала нормальную еду.
С животными дела обстоят не лучше. Питающиеся от осквернённой человеком земли, они обернулись в ужасных и жутких тварей, с извращённой формой, болезненным и жалким существованием. Но никто и не собирается в городах и деревнях Среднеитилийского Союза, отказываться от мяса язвенной коровы. Рим, Сиракузы-Сан-Флорен, Анкона, Перуджа и прочие города, входивших в «Союз», без смущения разделывают тушки трёхногих телят, двуглавых свиней, пятипалых коз, почему-то лишившихся копыт. И обычный народ спокойно питается таким «деликатесом», ибо выбор прост – либо сидеть в сытости с набитым отравленным мясом желудком, или загибаться от того, что живот липнет к спине.
Хуже всего стали хищники, которые сильно преобразились. Теперь это страшные машины для убийств, лишающие жизни без жалости. Мутировавшие до монстров, оголодавшие и озлобленные они встречаются с представителями своего рода лишь для одного – продолжить род. В основном, твари нового мира есть одиночки, убивающие без разбору. Не каждый способен выйти против такого существа, и далеко не всем уготована участь выжить в противостоянии с тварью. Они разоряли целые деревни, если в них не находилось достойного защитника. Порой, десятки людей могли сгинуть в пасти чудовища, ибо острые зубы прокусывают пласты стали, а мощности челюстей хватает, чтобы пережевать металлический трос. Но всё же, если хорошо вооружиться, взять с собой отменное оружие и побольше припасов, то можно и побороть страшного зверя, как это сделали двое человек, беззаботно расхаживающих по диким местностям.
Первый, облачённый в длинное чёрное кожаное пальто, легко развивающиеся на ветру, кожаные сапоги, доходящие практически до колен, имеющие остроносую форму. Под пальто виднеется обычная чёрная кофта с высоким горлом, заляпанная и нестиранная, покрывшаяся пятнами. Штаны сделаны из тёмной крепкой ткани, также усеянные пятнами. Пояс, держащий брюки, примечателен тем, что на нём застёгнуты самодельные кобуры, в которых покоятся два револьвера, заряженные специальным плазменным патроном.
- Проклятье, а ведь когда-то, лет двести тому назад это место ещё не так сильно вгоняло в тоску, - прохрипел мужик, приподняв край шляпы.
На свет предстало лицо. Едва смуглый, со шрамом на виске, лик человека внушает грозность. Тёмные карие очи бегло осматривают пространство, тонкие сухие губы без шевелений, прямой нос вдыхает свежий воздух. Разросшиеся тёмные волосы слабо колышутся на тихом ветру. Да, единственное слово, которое можно подобрать к человеку – гордость и свобода.
- Не думаю, что вы жили в это время, - раздался голос подле.
Парнишка рядом ряжен в пальто. На нём чёрная кожаная куртка, во многих местах выцветшая и исцарапанная, с множеством платок, тёмные штаны, шитые
