Командир группы — дождался, пока бой разгорится в достаточной степени, чтобы заглушить лишние звуки, а пулеметчики, которые собрались у аппарели — отвлекутся и потеряют бдительность. На пальцах объяснил ситуацию — по два человека на вертолет.
Надо быть настоящим отморозком, чтобы вчетвером — пытаться захватить два транспортных вертолета. К счастью — это были экипажи чисто «морские», они базировались на ТДК и давно не летали в зоне боевых действий. Нормальной охраны на земле не было, только бортовые пулеметчики, решившие покурить и потрепаться.
Командир группы — достал небольшую трубку, которые у них были — у каждого. Длиной примерно тридцать сантиметров, тонкий стальной лейнер и прочный пластик поверх. Вложил в нее пулю — пластиковую муху, переделанную наживу для рыбаков. Только вместо крючка — жало, с сильнейшим снотворным.
Немцы — бакланили о своем и просто-таки напрашивались. Все-таки — террор в Африке совсем не такой, как на Востоке, и потому — расслабились. За расслабуху — платят собственными жизнями — но не в этот раз. Глушители были у каждого — спецназ немыслим без глушителей — и разбросать их одной очередью — для этого даже по одному, а не по два человека на вертолет достаточно. Но что потом? Если бы это были англичане — командир группы не мешкал бы ни секунды, но... немцы. Они жили рядом, они тренировались вместе, среди офицеров было много немцев, предыдущий командующий Силами специальных операций был прибалтийским, остзейским немцем. Как бы не повернулось дело потом — немцы узнают о том, что русские убили немцев. Русские солдаты убили немецких солдат, из засады и в достаточно спорной ситуации даже не в бою. Рано или поздно — немцы придумают, как отомстить и отомстят. Достаточно напутать со смесью или с параметрами декомпрессии во время совместных учений — смерть такая, что и врагу не пожелаешь и ничего не докажешь. Дело пойдет дальше. Будет хуже жить всем и все из-за одного его решения. Так что — лучше, если немцы узнают, что русские, даже в такой ситуации — помнили о дружбе до тех пор, пока это было возможно.
Он поднял трубку и направил на ближайшего
Сами немцы — и в самом деле расслабились.
В экипаже Сикорского, который Мессершмидт — пять человек летного персонала и два — наземного. Из летного — пилот, штурман, он же второй пилот, канонир правого борта, канонир левого борта (это тебе флот, а не сапоги) и бортмеханик. С тех пор, как на аппарели установили еще один пулемет — он еще и хвостовой пулеметчик, а так он за десантирование отвечает. Полезный член общества, в общем.
В отличие от остальных кораблей Флота открытого моря — на Баварии экипажи были слабые. Она считалась учебной — и здесь постоянно было полно зеленых салаг. К тому же — именно эти экипажи учились скоростному тралению а не доставке и эвакуации групп за линию фронта. Моряки все-таки достали Ирлмайера — дали ему два наименее опытных экипажа. Не стоило хамить.
На бой смотреть было скучно, тем более что сначала палили по ним, а потом развернули автоматический гранатомет — и бой быстро сошел на нет. Очевидно, сейчас будут переговоры, потом найдут решение. Так что — трое канониров собрались перекурить...
— ... Так вот, лежу я и вижу — мы с Гретой на Кильской регате. Ее отец кого-то там приветствует, на нас не обращает внимания. Грета смотрит в сторону отца и вдруг я чувствую, как она кладет мне туда руку...
— Да пошел ты.
— Кильская регата, еще чего придумаешь...
— И тут я чувствую, что куда-то лечу...
— Преждевременная эякуляция — со знанием дела заявил бортмеханик, старше стрелков на пять лет
— Нет. Шуцман Адольф. Я сижу на полу, моя кровать перевернута, а он стоит и орет — Подъем, скотина!
— Ха-ха-ха...
Это действительно было смешно. Вот только... рассказчик поперхнулся, закашлялся...
— Эй...
И начал вдруг как то ложиться... прямо на аппарель.
— Чего с тобой. Эй, Клейн. Поперхнулся что ли?
— Подожди...
Бортмеханик включил фонарик, засветив зрение, ослепив и себя и товарища. Канонир правого борта был белый как мел.
— Что с ним?
Палец к артерии — пульс был.
— Аптечку.
Две тени были уже совсем рядом. Два на два — любо плюнуть, снятие часового — едва ли не первое, что изучают. Гораздо сложнее — снять врага так. чтобы он остался жив...
Несколько секунд — и вот в отключке уже трое. Одна тень — проникает в вертолет. Другая — тащит лежащие на аппарели тела дальше, в вертолет...
— Хенде хох!
Вертолетчики — каста, что в армии, что на флоте — особенная.
Вертолет — едва ли не самая сложная техника для использования. Пилотирование боевого вертолета — официально считается самой сложной дисциплиной, пилот боевого вертолета имеет жалование больше, чем у летчика — истребителя. Поэтому — за штурвалом вертолета встречаются даже генералы, полковник или старший майор (подполковник) в качестве командира экипажа — дело обычное. И тыкать пистолетом в лицо — этого нельзя делать, даже если ты враг.
Пилоты вертолета — находились на месте, потому что устав запрещал им сходить с места и покидать машину. Первый пилот, полковник Шталмайер — как раз грыз подсоленный сухарь, чтобы перебить аппетит, а штурман, майор Гауге — решил перекусить по-взрослому. Как раз за рагу из термоконтейнера принялся, и тут...
— Что?
— Ни слова по рации, все равно бесполезно! Тревожная... у вас нет.
— Какого черта?! — Шталмайер бросил недогрызенный сухарь в приоткрытый блистер.
— Не двигайтесь, иначе смерть.
Неизвестный — протянул руку и выдернул оружие самозащиты — пистолет-пулемет МР7А1 из кобуры на груди полковника. Пилоты носили такое оружие на груди, оно должно было им помочь, если собьют над вражеской территорией — продержаться до подхода спасателей.
— Франк!
Гауге попытался одновременно ударить неизвестного и не выпустить рагу — но неизвестный ударил майора согнутым локтем по голове и так же лишил его оружия.
— Что происходит?!
— Происходит то, что вертолет захвачен. Будете делать то, что говорят — останетесь в живых. Если нет...
— Что он говорит?!
— Черт, больно...
— Вертолет захвачен. Мы не хотим убивать вас. Нам надо просто убраться отсюда, ясно? Вывезете нас — и все будет нормально.
— Что? Куда вывезете?
— Пункт назначения я вам скажу позже.
— Вашу мать, это какая-то проверка? Вы что, идиот?
В десантном отсеке был кто-то еще. Он услышал голос — но неизвестный говорил, смотря на них.
— Все чисто. Трое упакованы.
— Вторая птичка?