— Ваше Высокопревосходительство, для нас честь идти с вами. Рассказать кому — не поверят.
Да уж
— Слушай приказ. Делай свою работу и не обращай внимания на меня, все ясно?
— Так точно!
— Не кричи так. Вертолет перекрикиваешь. Это для меня честь — идти с вами. Вы — будущее, я — уже нет. С нами Бог, господа.
— С нами Бог, за нами Россия!
Мы совершили посадку дальше от вертолетов, черных махин, едва помещающихся на дороге. С земли — я чувствовал это спинным мозгом — в нас целились десятки стволов, и не меньше — угроза была в небе. Немцы были взбешены, это чувствовалось по их радиограмме, больше похожей на ультиматум и спутавшей нам все карты.
— Дай гранату. Да не ту...
Светошумовая. В отличие от гранат британского образца наша — не цилиндр, а небольшое яблочко, наполовину белое, наполовину черное, черная часть резиновая как эспандер, чтобы не смотря определить тип гранаты. Называется Заря.
— Боевой приказ, пираты. Слушаете?
— Так точно.
— Остаетесь в вертолете, сразу за мной не лезете. Дальше — как внимание будет отвлечено на меня — по обстановке. Можете, через люк для лебедки вниз, можете еще как. На меня не смотреть. Если будет совсем кисло — я подрываю гранату, они временно ослепнут, они все будут смотреть на меня. Тут уж — не подведите.
— Один человек будет следить за вами. Снайпер.
— Отставить. Их — до сотни. Вам нужен будет каждый ствол. Остальное — мои проблемы. Господь с нами.
— Удачи.
Второй вертолет, с группой из восьми человек — ушел дальше. Мы тоже не дураки — он высадит вторую группу из восьми человек там, где это будет целесообразно, там, где они не будут под прицелом с первой минуты высадки. Восемь человек внутри периметра и восемь извне, у которых руки будут свободны, и которые могут ударить где угодно и как угодно. У них даже легкий миномет будет. Хоть пару козырей — но мы из колоды достанем.
Вышел через боковой люк. Один. Пошел вперед. В темноте — видно плохо, видно только, что вертолеты стоят, плохо освещенные и кажется, безжизненные. Что, ко всем чертям произошло здесь?
Одна красная точка... вот уже две. Снайперы. На нервы давят. И мысли разные в голове — от перебора того, что не сделал, до констатации того факта, что пожить то еще хочется.
— Стоять! Руки вверх.
Я продолжал идти. Медленно, но спокойно, как на прогулке. Девяносто девять из ста, что никто не возьмет на себя ответственность. С французами надо быть в таких случаях крайне осторожными — галльский темперамент, возможен эксцесс исполнителя[22]. Опасаться надо англичан — у них есть привычка без предупреждения наносить сильнейший удар в челюсть, и ввязываться в бой, не соизмеряя шансы на победу. Менее опасны североамериканцы, а немец — если не получит приказа, будет лежать до скончания века.
Так я и шел, пока человек из темноты не заступил мне дорогу. Ниже меня, но немного, видно плохо. Но шестое чувство подсказывает, что где-то я его уже видел.
— С кем имею честь?
— Адмирал русской службы, князь Воронцов, честь имею.
— Адриан фон Секещ, нахожусь на службе Его Величества Кайзера, честь имею.
— Вы старший здесь?
— Вообще то старший по званию, герр адмирал находится в том вертолете. И не может принять участие в нашей беседе.
— Вот как? Почему бы ему не сделать милость и не выйти к нам?
— Потому что он захвачен, сударь. В заложники.
— Вот как? — я на самом деле удивился — и кем же, позвольте поинтересоваться?
— Вами. Точнее — вашими людьми.
Я промолчал. Начиная догадываться.
— Вы не отдавали такого приказа, сударь?— проницательно спросил Секеш
— Я отвечаю за своих поступки и поступки своих людей, милорд. Имеете какие-то требования?
Теперь — пришлось помолчать в раздумье уже Секешу
— Герр адмирал — сказал он — здесь нет ничего вашего. Это не ваша земля, это не земля вашего вассала, это не ваше дело, то, что здесь происходит. Клянусь честью, если ваши люди выпустят немцев, которых они удерживают в заложниках, освободят нашу технику — мы позволим вам уйти. Вот наши требования.
— Сударь — сказал я — возможно, здесь вас больше, чем нас, но вот насчет акватории я бы не стал так утверждать, скорее наоборот. Я с уважением отнесся к вам и вашим словам, в то время как вы открытым текстом предложили мне спасаться бегством. Мы здесь, мы будем здесь, с этим ничего не поделаете ни вы, ни кто либо другой. Предлагаю — во имя дружбы наших стран, если от нее еще что-то осталось, во имя тех девяноста лет спокойствия, которые нам удалось отыграть у судьбы, допустить меня к вертолету, чтобы я мог поговорить с теми, кто там находится. И не ставить мне условий, которые я не могу выполнить, хотя бы из соображений чести.
Секеш помолчал. Потом — отстегнул что-то с пояса, протянул мне.
— Возьмите.
— Что это?
— Фонарь. Пойдете к вертолету, осветите себя. Иначе они будут стрелять...
На самом деле — у русских моряков получилось. Почти. Вот это-то «почти» — и губит нас.
План был довольно простой. Дождаться, пока в вертолет будут грузиться — после чего просто захватить его и улететь, куда нужно. Несколько человек в качестве заложников — достаточно, чтобы их не сбили в воздухе. Лишних немцев — предполагалось просто оставить на земле, даже не отбирая у них оружия, чтобы они могли выжить. Уже в воздухе — выйти на контакт с русским авианосцем или ТДК, совершить на нем посадку. Затем — всех немцев передать командованию Флота открытого моря, не поднимая излишнего шума. Технику тоже отдать. Они чисто взяли оба вертолета, ни один из немцев не погиб. Конечно, будет скандал и большой скандал — но приказ надо выполнять, это все понимают. А немцы — не могут не оценить того, что приказ был выполнен минимально возможной силой и без лишней крови.
Но человек предполагает, а Бог — располагает.
Они увидели идущих к вертолету людей, небольшую группу — около десятка человек, и они кого-то вели. Приглядевшись, Светляк понял — джокер. Того самого. Ублюдка, за которым они пришли, который был им нужен. Что ж, господа, извините...
— Ни слова. Можешь поприветствовать их. Одно лишнее движение — и я стреляю.
Шталмайер ничего не ответил. Он начал беспокоить Светляка — замкнулся в себе, резко перестал говорить. Когда человек говорит — он не опасен, если он молчит, значит — наверняка что-то задумал. Но сделать с этим ничего было нельзя, остается надеяться, что немцы есть немцы, рационалисты до мозга костей и они не выкинут ничего такого, в стиле японских самураев.
Группа людей была все ближе. Светляк отступил на шаг назад, его автомат стоял рядом, в темноте кабины его было не видно — по Беретте сразу опознают чужака, с одного взгляда. В его руке — был трофейный МР7А1, с длинным изогнутым рожком на сорок патронов, из него можно было стрелять с одной руки. В другой руке была светошумовая граната — на случай, если начнется пальба в салоне. Взрыв светошумовой — оглушит и ошеломит всех — и в то же время не причинит никому серьезного вреда. Можно будет тихо повязать всех и приготовиться к обороне.
