сюжет, витал дух краткой, динамичной вещи И.А. Ефремова «Олгой-хорхой», построенной на том же антураже экспедиций в дикую глушь. Ранний Ефремов настолько же энергичнее, живее ранних Стругацких, насколько зрелые Стругацкие (с середины 60-х) в литературном отношении более совершенны, чем зрелый Ефремов… Зато в «Извне» появились две идеи, получившие впоследствии удачное художественное воплощение. Это, во-первых, изложение в форме тех самых «художественных отчетов», с таким успехом реализованное через двадцать лет (рассказ Льва Абалкина о его приключениях на планете Надежда). И, во-вторых, своего рода «документализм», в данном случае неудавшийся, но получивший блистательное развитие в повести «Волны гасят ветер» (1984).
Настоящая революция стиля произошла позднее.
Если в качестве единого самостоятельного идеолога братья Стругацкие родились на страницах повести «Попытка к бегству», то как единый оригинальный художник они появились на свет в повести «Путь на Амальтею» (1959). Именно она стала альфой и омегой нового творческого метода АБС, именно из нее вышла столь любимая поклонниками творчества Стругацких стилистика, именно там возник драйв. Вплоть до 80-х годов АБС успешно пользовались теми творческими находками, которые тогда были впервые пущены ими в ход.
Борис Натанович весьма выразительно написал об этом тексте в «Комментариях к пройденному»: «Кажется, именно повесть „Путь на Амальтею“ была первой нашей повестью, написанной в новой, хемингуэевской, манере – нарочитый лаконизм, многозначительные смысловые подтексты, аскетический отказ от лишних эпитетов и метафор».
«Хемигуэевская манера» означала радикальное изменение структуры текста: он стал намного легче, воздушнее. Прежде всего, произошла настоящая «реформа» по части диалогов: значительно большую часть авторского текста Стругацкие стали «топить» внутри текста диалогического (раньше диалоги и авторский текст были фактически отделены друг от друга). Это производит ошеломляющий эффект. Кажется, что диалогов стало вдвое, да чуть ли не втрое больше, чем их было в «Стране багровых туч», хотя на самом деле их объем относительно общего объема текста возрос незначительно. Диалоги насыщены игрой слов, своего рода словесными аттракционами. А микроанекдотами повесть обвешана, как новогодняя елка расписными шариками…
Резко упало количество эпитетов. Вообще, число прилагательных уменьшилось, зато вырос процент глаголов.
Фактически пропали сколько-нибудь сложные конструкции. Многие вещи не договариваются до конца – читателю дают возможность додумать не сказанное самому. Почти исчезли описания того, о чем думает или что чувствует один из заглавных персонажей: его эмоции и мысли подаются либо через слова, либо через действия. «Передавать душу» напрямик, поставив «камеру» в головном мозге и близ сердца, АБС в данном случае не пытаются.
В повести еще присутствуют «просветительские» отступления, но они далеко не столь длинные и не столь лобовые по способу включения в художественную ткань, как в более ранних текстах.
Поджарый стиль «Пути на Амальтею» наполнен внутренней энергией, которой так не хватало громоздкой и рыхлой «Стране багровых туч», которая начисто отсутствовала в «Извне». Ничего лишнего! Ничего в сторону от сюжета. Все подчинено общему замыслу. И получилась первоклассная приключенческая вещь.
Любопытно, что этот новый стиль, выкристаллизовавшийся на страницах повести «Путь на Амальтею», не сразу утвердился в творчестве АБС. Окончательно он утвердится в 1962–1964 годах – приблизительно между повестями «Попытка к бегству» и «Трудно быть богом».
Но до этого должны были появиться «Возвращение. (Полдень. 22-й век)» и «Стажеры». И то и другое представляло собой в содержательном смысле законченные самостоятельные произведения. Но в смысле «техническом» обе повести сыграли роль… полигона для экспериментов. То, что было найдено в «Пути на Амальтею» – возможно, интуитивно, – испытывалось на прочность, проверялось на «присадки» иных приемов и способов строительства текста, чтобы потом окончательно восторжествовать.
«Возвращение» представляло собой очень вежливую и благожелательную полемику с романом И.А. Ефремова «Туманность Андромеды», полностью опубликованном в 1958 году. Эта работа Ефремова представляет собой, скорее, монографию о будущем, нежели роман. Сказался ученый багаж Ивана Антоновича, также написавшего своего рода «художественную диссертацию», только… докторскую. Утопия разворачивается в «главах» – о воспитании детей, о космических полетах, об искусстве, об организации науки и научной этике и т. п. – которым придана беллетризированная форма. Там действуют люди будущего, абсолютно немыслимые в реальности XX столетия, там социум немыслимо далеко ушел от советской действительности эпохи Н.С. Хрущева.
«Туманность Андромеды» рисует общество, построенное весьма рационально, но вместе с тем и весьма холодное. Ледяная стихия рассудочности наполняет весь текст и подсвечивает его, словно северное сияние над скудной тундрой.
От первых месяцев 1959 года доходят известия о том, что АБС начали работать над «Возвращением». Борис Натанович просто и ясно очертил круг задач, которые они с братом ставили перед собой, берясь за новую книгу: «Ефремов создал мир, в котором живут и действуют люди специфические, небывалые еще люди, которыми мы все станем (может быть) через множество и множество веков, а значит, и не люди вовсе – модели людей, идеальные схемы, образцы для подражания, в лучшем случае… Ефремов создал классическую утопию – мир, каким он ДОЛЖЕН БЫТЬ… Нам же хотелось совсем другого, мы отнюдь не стремились выходить за пределы художественной литературы, наоборот, нам нравилось писать о людях и о человеческих судьбах, о приключениях человеков в Природе и Обществе. Кроме того, мы были уверены, что уже сегодня, сейчас, здесь, вокруг нас живут и трудятся люди, способные заполнить собой Светлый, Чистый, Интересный Мир, в котором не будет (или почти не будет) никаких „свинцовых мерзостей жизни“… Перед мысленным взором нашим громоздился, сверкая и переливаясь, хрустально чистый, тщательно обеззараженный и восхитительно безопасный мир – мир великолепных зданий, ласковых и мирных пейзажей, роскошных пандусов и спиральных спусков, мир невероятного благополучия и благоустроенности, уютный и грандиозный одновременно, – но мир этот был пуст и неподвижен, словно роскошная декорация перед Спектаклем Века, который все никак не начинается, потому что его некому играть, да и пьеса пока не написана… В конце концов мы поняли, кем надлежит заполнить этот сверкающий, но пустой мир: нашими же современниками, а точнее, лучшими из современников – нашими друзьями и близкими, чистыми, честными, добрыми людьми, превыше всего ценящими творческий труд и радость познания…». И, далее, очень важно: «Мы… рисовали панораму мира, пейзажи мира, картинки из жизни мира и портреты людей, его населяющих».
У «Страны багровых туч» был сквозной сюжет, пусть и рыхловатый. У повести «Путь на Амальтею» – ярко выраженный приключенческий сюжет, крепкий, линейный, динамичный. А «Возвращение» представляет собой груду рассказов, не получивших сквозной сюжетной составляющей. Их объединяет лишь несколько общих героев, появляющихся в разных сочетаниях то тут, то там, плюс общий для всех персонажей мир. Притом в разных изданиях состав «мозаики» сильно различается: вариант 1967 года значительно
