Кроме Всеволожского в кабинете находился начальник Таврического жандармского управления генерал-майор Александр Андреевич Шнель. В руках жандармский генерал держал красную папку, украшенную имперским медведем. Рядом с ним стоял командующий 7-го корпуса генерал-лейтенант Аллер.
— Прошу вас, Александр Андреевич, — кивнул ему губернатор, сделав приглашающий знак генерал-майору.
— С вашего разрешения, — произнес Шнель, обращаясь к Радонежскому. У того возражений не было. — Никита Ксенофонтович Евсеичев, поздравляю вас штаб-ротмистром.
Генерал-майор протянул мне папку. Внутри оказался патент штаб-ротмистра и новенькие погоны с четырьмя звездочками.
— Кроме того, — взял слово губернатор, — вы, ротмистр, включены в состав нашего посольства в Левантийской империи. Это весьма опасное назначение, молодой человек. Даже удивительно, что вы сами попросили об этом.
Он протянул мне листок бумаги. Назначение в посольство офицером охраны.
— Благодарю! — выпалил я, кладя бумагу в папку и захлопывая ее. Вытянулся во фрунт, будто на параде.
— Оправдайте возложенное на вас доверие, ротмистр, — покровительственно похлопал меня по плечу генерал-майор Шнель. — В Стамбуле вам придется тяжело — тут и к гадалке не ходи.
— Оправдаю, — ответил я.
— А теперь по поводу вас, генерал, — подошел к Радонежскому молчавший до того Аллер. — По старшинству, так сказать. Вашу инспекцию высочайшим решением велено завершить. Вы принимаете командование Одесским военным округом. На его основе сейчас спешно собирают новую армию, на случай возможной войны с левантийцами. Сейчас в Таврию перебрасывают войска из внутренних губерний. В эту армию, скорее всего, войдет и мой Седьмой корпус. Так что, можно сказать, перехожу под ваше командование.
Теперь уже Аллер вытянулся во фрунт. Щелкнул каблуками.
— Вспомним прошлую войну с турком, — разгладил бакенбарды Радонежский. — Конечно, если Евсеичев сотоварищи не справится в Константинополе.
И я так и не понял, шутил ли в тот момент генерал или же, действительно, возлагал именно на меня какие-то надежды.
— Ротмистр, — обратился ко мне Шнель, — вы сядете на борт броненосца «Император Александр Второй» в порту Севастополя. Он зайдет туда первого числа мая месяца. Вам надо успеть туда до этого дня. Добираться придется конным ходом. В фельдъегерской карете, если быть точным. На сборы у вас времени до завтрашнего утра. В семь ровно карета отправится в Севастополь. Опозданий не будет, не так ли?
— Так точно, — щелкнул каблуками я. — Я могу быть свободен?
— Ступайте, ротмистр, — кивнул мне губернатор. — Автомобиль отвезет вас обратно в «Таврию». Разговор у нас тут будет еще долгий, верно, ваше высокопревосходительство? — Это уже Радонежскому.
— По всей видимости, именно так, ваше превосходительство, — в тон ему ответил Радонежский.
Я же поспешил откланяться. И вышел из губернаторского кабинета.
От автомобиля я предпочел отказаться. Времени на сборы достаточно. Мне и собирать-то особенно нечего. Только упрятать в чемодан, прибывший на несколько дней раньше меня в Симферополь, жандармскую парадную форму. И можно отправляться. Ехать я решил в сослужившем мне хорошую службу мундире военного инженера. Повторно сменю костюм уже в Севастополе.
Вечером, когда Зарина с инженерными офицерами вернулись в «Таврию», я устроил так называемую отвальную. Правда, не без помощи поручика Негодяева.
— И не смейте отказываться, ротмистр! — решительно рубанул ладонью воздух поручик. — Я настаиваю на том, чтобы вы приняли мою посильную помощь. Отвальная — это же такое дело! Да еще и отправляетесь вы не куда-нибудь, не в Тмутаракань какую, а в Царьград. Эх, жаль вас не Олегом звать! — усмехнулся он. — Приколотили бы еще один щит на его вратах.
— Зато коней могу не опасаться, — в тон ему ответил я, уже понимая, что отказаться от помощи не выйдет никак. А может, оно и к лучшему. Мои финансы были более чем скромны. У семьи не было денег, чтобы как-то помогать мне, младших сыновей надо поднимать на ноги и дочери приданое готовить. Бывало, что как раз я им нет-нет, да и отправлю денег — рубля по два-три раз в полгода, но хоть какая-то помощь.
В общем-то, все траты взял на себя поручик Негодяев. Он снял часть ресторана «Таврии» для офицеров батальона Вергизова и генерала Радонежского с Бойковым. Почетное место, конечно же, заняла Зарина Акимовна. Наша Заря, как ее называли уже все.
— Сегодня мы провожаем нашего товарища, — поднявшись, произнес генерал Радонежский, — в опасный путь. В Левантийский султанат. Пускай товарищ наш пришел к нам под личиной, но это свойственно людям его профессии. Да и недолюбливают у нас в армии господ жандармов. Так что простим ему это притворство задним числом.
Офицеры одобрительно закивали.
На отвальную я надел жандармский мундир с новенькими погонами штаб-ротмистра. Притворяться и дальше мне совершенно не хотелось.
Радонежский поднял бокал с вином. Все последовали его примеру. Поднялись на ноги. Конечно, кроме Зарины.
— За штаб-ротмистра Евсеичева. Пусть ему сопутствует удача в его нелегком деле!
— За штаб-ротмистра, — повторили все.
Звякнули бокалы. Мы выпили до дна.
— Если она будет сопутствовать, — добавил Радонежский, когда все расселись по местами, — нам не придется снова браться за оружие.
И снова я не понял, насколько он серьезен в своих словах.
На следующее утро я уложил свою жандармскую форму обратно в чемодан и в сильно выцветшем кителе с петлицами инженерного поручика уселся в фельдъегерскую карету. Откинувшись на спинку жесткого сиденья, я прикрыл глаза. Вчера на отвальной мы засиделись сильно за полночь. И спать мне пришлось всего пару часов. Да и то урывками.
Правда, мне можно будет хорошенько отоспаться за все прошедшие дни. Ехать до Севастополя не один день. А делать в фельдъегерской карете и на немногочисленных почтовых станциях, где будут менять лошадей, совершенно нечего. Уже к середине первого дня я готов был практически на стены лезть от скуки. Надо было хоть какую-то книгу прихватить из Симферополя. Но у меня не было опыта одиноких путешествий, а в компании как-то и без чтения можно обходиться.
Первую половину дня я проспал. Однако ближе к вечеру понял, что глаза уже не закрываются. И на первой же остановке выбрался на широкие козлы кареты, уступив свое место внутри сменному кучеру. Тот был только рад такой замене. До темноты я проболтал с фельдъегерем, правившим лошадьми. Он тоже вовсе не возражал против компании. Скука дороги давила и на него.
