навсегда. Мне хотелось сделать тебе больно.
– Ирина! Что ты несешь?!
– Я все знаю, папа. Я нашла дядю Севу. Он сказал, что мама умерла от внематочной беременности. На маленьком сроке – всего два или три месяца. Так что я при всем желании не могла быть дочкой моей мамы. Но откуда тогда такое сходство? Такое волшебное сходство – как две капли воды? Тогда я взломала твои записи. Я проследила твою сделку с китайцами семнадцатилетней давности. Ты очень тщательно затирал записи, но все и всегда оставляет следы. Главное – внимательно искать. И когда я нашла данные, я кое-что вспомнила. Как в детстве няня читала мне сказку. Про короля, у которого умерла любимая жена и оставила маленькую дочку. И потом, когда дочка выросла и стала копией матери, король захотел жениться на ней. И она, чтобы оттянуть время, попросила у него платья цвета солнца, цвета месяца и цвета времени. И пока он выполнял ее желания, она убежала из дворца. Ты тогда выбросил книжку и выставил няню. Сказал, что она развращает меня… Ты клонировал маму, да, папа? Ты вырастил меня, чтобы я заменила ее? Чтобы ты мог жениться на мне, жить долго и счастливо? Как ты понимаешь, этого не будет никогда. Ты меня больше никогда не увидишь. Кстати, извини, я немного пощипала твои счета. Это мое приданое, мои платья. И, пожалуйста, не пытайся отследить мои переводы. Все равно не сможешь. Я все-таки многому от тебя научилась. И не пытайся меня найти. Сейчас я просто презираю тебя. Но если ты попробуешь снова вмешаться в мою жизнь, я объявлю тебе войну. Прощай!
Экран погас.
Одна странная мысль не давала покоя Александру: где-то он все это уже слышал. Не слова, нет. Но тон, интонация… Разумеется, это не Иринка. Его любовь никогда и ни в чем ему не перечила. А вот он… сам… Да! Точно! Это он! Так он сам разговаривал с отцом, прежде чем уйти от него навсегда. Только это слово – «мальчишество» – тогда сказал отец.
Александр наконец понял, что произошло. Понял, как обманывался все эти семнадцать лет.
Он-то думал, что воспитывает идеальную жену, а на самом деле воспитал второго себя. Себя в теле Ирины. И теперь этот альтер эго говорит, что презирает и ненавидит его. Александру вдруг захотелось пойти в прихожую, открыть торт из «Метрополя» и ткнуться лицом в прохладную белоснежную массу. И чтобы Вертинский тихонько пел:
А крылатые брови? А лоб Беатриче?
А весна в повороте лица?
О как трудно любить в этом мире приличий,
О как больно любить без конца…
И дрожать, и бледнеть, и не сметь увлекаться,
И, зажав свое сердце в руке,
Осторожно уйти, навсегда отказаться…
И еще улыбаться в тоске.
Не могу! Не хочу! Наконец – не желаю!
И, приветствуя радостный плен,
Я вам сердце со сцены, как мячик, бросаю.
Ну, ловите, принцесса Ирэн!
Максим Хорсун
Крепость отчаяния
Я боюсь уснуть. Боюсь, что мой сон снова превратится в вечность.
…Наверное, все-таки это был вирус, – кто теперь разберется? Внутриклеточный паразит с чудовищными мутагенными свойствами. Инопланетная штука, конечно же. «Подарочек» от наших гостей.
Вирус с одинаковым успехом коверкал геномы животных и растений, кроил и перекраивал клетки людей. Меня начинает мутить, стоит только подумать о том, что эта дрянь сидит и во мне. Жрет изнутри. Но назначение вируса – не убивать. Гости не задавались целью стерилизовать планету. Они изменяли и продолжают изменять биосферу, превращая Землю в копию своей планеты. С такими же гнилостно-фиолетовыми лесами, с кочующими по степям стадами огромных перекати-поле из пульсирующих амеб, с такими же…
Впрочем… Им понадобились сотни лет направленных мутаций, чтоб реализовать замыслы. У гостей было время ждать, и они ждали. До тех пор, пока Земля окончательно не подготовилась к встрече с ними.
До этих дней.
Люди… Люди гибли от не совместимых с жизнью мутаций, вымирали во время эпидемий, вызванных изменившейся микрофлорой. Позднее, погрязая в варварстве, люди умирали от отчаяния, голода и войн. Войн друг с другом и с племенами многочисленных, приспособившихся к обновленному миру мутантов.
Но вымерли не все. Нескольким горсткам выживших удалось объединиться. На троны сели новые короли. На руинах городов выросли исполинские крепости. За их стены ушли последние люди, чтобы укрыться от мира, сделавшегося чужим, уже без надежды вернуть его себе когда-нибудь вновь.
Эту историю рассказал мне Корво, владыка твердыни Шамураман – крепости на севере долины Междуречья.
А началась она двадцать лет назад. Тогда Корво был наследником трона. Этот крепкий пятилетний мальчишка не расставался с деревянным мечом, но спешил спрятаться среди нянек, чуть заслышав вой рыщущих под стенами нелюдей.
Довелось ему однажды играть на холодном полу секретного зала. Обычно за обитую сталью дверь имели право входить король Гриф, брат короля – Айну Борода – да несколько, как объяснили наследнику, «самых смелых воинов». И старый Хро… но он, кажется, там жил. Именно так: ел, спал среди разноцветных проводов, колб и мало кому понятных приборов.
Но сегодня произошло что-то необычное: в секретный зал вошли все, кто пожелал. Даже женщины отвлеклись от рукоделия и столпились возле дверного проема.
Лысый Хро сидел, сгорбившись, у верстака и нервно вертел верньеры рации. С ним творилось неладное. Старик то громко молился богам человеческим, то приглушенно рыдал, то в который раз начинал выкрикивать: «Алькатрас, отзовись же! Алькатрас, Шамураман взывает!» Корво полагал, что Хро шаманил.
За спиной Хро стоял, неестественно выгнув спину, король Гриф. Рядом переминались с ноги на ногу «смелые воины». Корво не помнил ни лиц, ни имен тех людей. В память врезались лишь темные, нависающие над ним фигуры.
– Чего на полу забыл? – Дядя Айну наклонился к наследнику. – Брысь к нянькам!
Корво сжался в комочек. Он очень боялся дяди, в особенности – его рыжей клочковатой бороды.
– Отставить! – пророкотал король басом. – Сын, ко мне!
Корво резво вскочил на ноги. Бросился к отцу и прижался к его бедру. Король взъерошил ладонью русые волосы сына. Обнимаясь с отцовской ногой, Корво думал, что Гриф – самый могучий король в мире. Как легко защитил его от злого дяди! Борода даже пискнуть не посмел!
Став юношей, Корво осознал эту сцену по-иному. Наверняка король Гриф был напуган, хотя внешне ничем не выдавал свой страх. Все-таки – вождь, владыка. Только
