все мрачней. Ведь мало того, что услышать о своей слабости и трусости никому не приятно, так все эти слова ещё и ложились на весы, отмерявшие цену их помощи. По словам Дана та была просто ничтожной.
— Ты слышал моего паладина, а теперь скажи. Соврал он или сказал правду?
— Половина из нас погибла, — повторил гнолл, кажется, это был его единственный аргумент. И даже он сам это понимал.
— Итак, я военный лидер, — неторопливо принялся рассуждать, проигнорировав слова оппонента. — Наказание от меня или награда должны быть справедливыми. И сейчас ты видишь, как простые воины оценивают вашу роль в битве.
Глубокая пауза, накаливающая обстановку до максимума.
— С другой стороны дано мое слово. А я привык держать клятвы. Выходит противоречие. И, пожалуй, мне известно, как разрешить эту проблему. Вам обещали треть? Треть вы и получите, треть оружия, треть доспехов, треть артефактов, но лучшее заберем мы. А еще, в знак доброй воли, я отдам вам половину бывших рабов викингов. Ваших собратьев.
Я замолчал, внимательно вглядываясь в гнолла. И увидел в его глазах то, что и хотел. Он был обрадован хотя бы такой доле. И это притом, что данная щедрость мне почти ничего не стоила. Худшие из доспехов я не дал бы даже пехотинцам, худшее оружие годилось только на переплавку, слабые и обладающие неправильными свойствами артефакты вовсе в ином случае предстояло выбросить. Ну а освобожденных гноллов — отпустить без всякой платы. То есть я избавился от лишних ртов и рухляди, при этом заработав репутацию у гноллов. А ведь они еще не понимали, что уже увязли в ловушке, частью которой были и дарованные пленные. Гноллы потеряли сильных охотников, а приобрели голодные рты. И у кого же они смогут найти помощь в такой ситуации?
Мои губы растянулись в хищной усмешке, не предвещающей свободолюбивым зверолюдям ничего хорошего. Благо те уже вышли из зала. И именно в таком настроении меня и встретило новое известие.
— Сир, с вами желают встретиться четверо солдат. Ведут себя дерзко, — доложил заглянувший в зал мечник.
— Хорошо. Доложи, что я приму их через десять минут, — ответил воину.
Что же, выходит Гвинед справился с задачей, и на встречу ко мне явилась «оппозиция». Прекрасно, у меня как раз подходящий настрой.
— Итак, зачем вы пришли? — я все также сидел на «троне», рассматривая толпу людей, впереди которых стоял смутно знакомый рыцарь.
Запрос в практически абсолютную память подсказывал, что тот действительно происходил из последнего набора, полученного перед обороной замка. Джастин, кажется, так его звали. Трое людей за его спиной также являлись новобранцами, меньше недели состоявшими в моем войске.
— До нас дошли слухи о вашей связи с нелюдью! — заговорил рыцарь.
— Нелюдью?
— Женщиной-кошкой!
— И вы решили позаботиться о моем нравственном облике? Верно?
— Если больше некому, то это должны сделать мы! — браво ответил сэр Джастин.
Я смотрел на собравшихся и улыбался. Кажется, недобро, по крайней мере в бросаемых на меня взглядах все больше сквозила опаска. И не напрасно. Дело в том, что мной порой совершались ошибки. Зачастую глупые. Но я не был настолько глуп, чтобы делать одни и те же промахи из раза в раз. Карлос не был задавлен вовремя и, как итог, сначала попил немало моей крови, а затем едва не лишил армии, напав в неожиданный момент. Я это запомнил и мог сказать твердо — с новым мятежником обращение будет совершенно иным. Что сейчас и окажется продемонстрировано.
— Гвинед!
Товарищ показался немедленно, причем не один, а в компании десятка бравых парней. Комнату мгновенно заполнили паладины, рыцари, инквизиторы. Все опытные и что важно — абсолютно преданные мне. Потому что с этими парнями я прошел через огонь и воду. Перебил столько тварей, что даже сложив штабелями, в этом зале не поместятся. Они готовы были исполнить любой приказ и сейчас появились уже с обнаженными мечами. Четверо смутьянов оказались мгновенно окружены, даже не успев выхватить оружие.
Ну что, все мои прошлые попытки в дипломатию кончались крахом. Попробуем же другой метод.
Глядя на окруженных смутьянов, могу решительно сказать — такой вид мне нравился. Адреналин буквально бурлил в крови, губы растягивались в дружелюбном оскале. Ни сомнений. Ни нерешительности. Только уверенность в собственных действиях.
— Итак, а теперь говорить буду я, — произнес, поднимаясь с кресла. — Вы явились сюда ко мне, чтобы требовать. Требовать у своего сюзерена, которому поклялись служить. И более того, что вы сделали? Вы обозвали нелюдью ту, кто сражался с нами с самого начала. Ту, кто спасала жизни. Мою, отца Клемента, многих из здесь присутствующих. Наконец ту, кого сам Единый признал достойной. И какое же наказание за это следует присудить?
Задав этот вопрос, я шагнул к мятежникам, материализовав в руке эспадон. И, кажется, только сейчас до них начало доходить в насколько дрянной ситуации они оказались.
— Прошу простить! — воскликнул один из смутьянов, простой мечник. — Я не знал о заслугах леди Марии! Я… я искуплю! Прошу, дайте мне шанс!
Видя пример товарища, второй мечник также рухнул на колени, отчаянно стуча зубами от страха.
Я остановился и перевел взгляд на других недовольных. Те еще колебались
— Войско может пережить потерю двоих, — произнес как будто про себя, но те, кто надо, услышал.
— Я приношу свои извинения, — произнес Джастин, упав на одно колено. Его сообщник немедленно повторил этот маневр.
— Извинения… Извинениями сыт не будешь. А потому каждый из вас окажется наказан. Вы двое, — резкий поворот в сторону мечников. — Ваш проступок не столь серьезен, и раскаянье его смягчает. А потому я буду милостив — две недели на самых черных работах.
Мечники вздохнули с облегчением, видимо на самом деле готовились к худшему.
— Теперь вы, — поворот к рыцарю и его напарнику-оруженосцу. — Вы являетесь организаторами этой мерзости. Вы последними принесли извинения да и искренности в них я не услышал.
— Мы…
— Молчать! — перебил пытавшегося что-то сказать Джастина. — Ваша вина больше и правильней было бы немедленно устроить казнь. Однако… на этих землях Единый нуждается в каждом солдате. Если только тот не действует во вред делу Господа… Насчет вас, я еще не решил, можете ли вы принести пользу Единому или становитесь помехой. Значит, это покажут ваши дела.
Я вновь замолчал, будто бы обдумывая приговор, хотя в действительности рассмотрел множество вариантов еще до этого события. И сейчас уже остановился на одном.
— Вам надлежит искупить кровью проступок. С этого момента вы будете идти первыми в самые опасные места. Стоять первыми в ряду. Прикрывать отступление, если это потребуется. И если совершите еще один проступок, то наказание будет одним — смерть. Вам все ясно?
— Да сир, — тихо ответил Джастин.
— Тогда идите вон.
Несостоявшиеся мятежники удалились из зала очень быстро, едва не теряя подошвы сапог. В помещении остались только верные мне люди. Некоторое время сохранялось молчание. А затем тишины разбили хлопки ладоней.
— Отлично ты их вздрючил, Энквуд. Только так и надо!
Слова паладина тут же подхватили другие воины, посеяв одобрительный гул. Я же бросил мимолетный взгляд на системные сообщения и на миг остолбенел. Мало того, что репутация со всеми присутствующими скакнула вверх, но даже с наказанными мечниками она повысилась. А с Джастином умудрилась сохраниться на примерно том же уровне. Так что это выходит, я всегда мог действовать именно так? Брать своей властью, силой верных людей? Да черт возьми, неужели все проблемы с Карлосом были вызваны исключительно моей нерешительностью? Если так, то оставалось лишь скрипеть зубами и твердо себе завещать больше не проявлять позорной слабости. Быть всегда твердым. Что я и осуществил немедленно, затеяв небольшое выступление перед покоренными викингами.
Тут стоило пояснить, кто же именно из местных жителей оказался под моей властью. А были это люди двух категорий. Первая, немногочисленная — те, кто решил сражаться, но вовремя сдался. Таких осталось немного, и они содержались под стражей. Вторая же — мирные жители. Которые в большинстве своем оказались представлены женщинами, детьми и стариками. Взрослых здоровых мужчин в живых практически не осталось, а все потому, что северный народ являлся крайне воинственным и даже простой бонд почитал своим долгом взять в руки оружие, если нападали на его дом.
