— Никак нет, — ответил я.
— Тогда свободны. Поезд генерала отправляется завтра вечером. Документы на вас уже готовы. Во избежание лишних вопросов вы получите обмундирование поручика инженерных войск. О том, кто вы такой, будет знать только сам генерал Радонежский. Так что представляться надо будет подполковнику Вергизову. Временно вы поступаете под его командование. После него представитесь уже самому Радонежскому.
Генерал-майор махнул мне рукой. Блеснули в лучах солнца отливающие бронзой пальцы.
Я четко, на каблуках, развернулся. И вышел из кабинета.
Впереди меня ждал весенний Крым. Не самая сложная работа при новой боевой машине. И грозящая стать весьма приятной, но не особенно сложной прогулка к морю.
Чего еще можно пожелать?
Часть первая
ЛЯГУШОНКА В КОРОБЧОНКЕ
Генеральский поезд был невелик размерами. Бронированный локомотив да три вагона с большим тендером для угля. А вот первый вагон как раз наоборот — своим размером поражал. Сделанный явно на заказ. На трех осях. Длиной в полтора обычных и дюймов на двадцать повыше. Второй — пульман, где обитал сам генерал Радонежский со всеми инженерами и офицерами охраны «Святогора». Там же поселюсь и я. Третий же отводился для рабочих и солдат с унтерами охраны и инженерного полка.
Вокруг поезда стояло отдельное охранение. Солдаты в белых гимнастерках скучали, провожая глазами снующую по вокзалу публику. Особый поезд стоял на «чистом» перроне, а потому поглазеть солдатикам было на что. Дамы под зонтиками и сопровождающие их кавалеры в статском или военном платье неодобрительно смотрели на это оцепление.
— Вот ведь что удумали, — качал головой пожилой человек в докторском пенсне и с бороденкой. — На «чистом» перроне столько солдат поставить. И кому только в голову пришло? Безобразие.
Он поглядел на меня. Видимо, ища поддержки у военного.
— Я еду на этом поезде, — сказал ему я и решительным шагом направился к перрону.
Пожилой человек в пенсне вздохнул и неодобрительно покачал головой. В этот момент он стал особенно похож на козла.
Старший унтер, командовавший оцеплением, остановил меня взмахом руки.
— Кто таков? — суровым тоном спросил он у меня. Хотя и отлично видел, что имеет дело с обер-офицером. Но сейчас унтер был при исполнении, а потому преисполнился чувства собственной важности.
— Поручик Евсеичев. — Я вынул из нагрудного кармана гимнастерки бумагу, полученную вместе с мундиром инженерных войск. Протянул ее унтеру.
Усач долго изучал бумагу. Читал он нарочито долго. И явно не потому, что был малограмотен. Ему явно доставляло удовольствие помурыжить меня подольше.
— Пожалуйте во второй вагон, вашбродь, — наконец, вернул мне документ унтер, козырнув.
Я прошел мимо него. Забрался по лесенке во второй вагон. Вошел в просторный салон пульмана. За большим столом сидели пятеро офицеров, молодая девушка в модном платье и генерал Радонежский. Конечно же в сопровождении неизменного спутника Петра Бойкова.
Поставив саквояж на пол, я отдал честь и представился. Офицеры по очереди поднимались — и представлялись в ответ.
Я привычно оценивал их, приглядываясь к каждому.
— Подпоручик Лашманов.
Молод. Возможно, это для него первое дело. Польщен присутствием высшего командования. На седьмом небе от счастья из-за того, что сидит за одним столом с самим Радонежским.
— Поручик Негодяев.
Немного старше меня. Стесняется собственной фамилии. По ее поводу явно выслушал уйму шуток. Но, возможно, именно из-за этого и старается служить исправно и старательно.
— Поручик Кестнер.
Из обрусевших немцев. Старателен в силу происхождения и по крови. Опрятен. Скорее всего, зануден до невозможности. Говорит только по делу. Правда, последнее делает его почти идеальным офицером. В отличие от остальных одет в пехотную гимнастерку. Значит, это и есть командир роты охранения. С таким можно быть спокойным.
— Штабс-капитан Бойков.
Голос из-под маски раздался хриплый и слегка приглушенный. Однако я ожидал чего-то вроде скрипа, издаваемого Рыбаковым. Поэтому был даже слегка удивлен.
— Капитан Муштаков.
Этого я знал отлично по работе. Первоклассный инженер. Давний друг подполковника Вергизова, кочует вслед за ним. Вечный заместитель. Своей ролью второго плана, однако, вполне доволен. В командующие не рвется.
— Подполковник Вергизов.
Полностью соответствует изображению на дагерротипе. Даже при любимом монокле. Бакенбарды воинственно топорщатся. Однако всем известен мягкий нрав подполковника, никак не соответствующий внешности.
— Генерал от инфантерии Радонежский.
Это представление было, конечно, излишним. Но традиция есть традиция. На них держится армия. Да и все общество, если уж разобраться.
— Зарина Перфильева.
Опять же лишнее представление. Однако Зарина ни в чем не собиралась уступать мужчинам.
К ней, конечно, я подошел первым. Склонился. Поцеловал ручку. От нее пахло не только хорошими духами, но немного машинным маслом.
— Присаживайтесь, поручик, — на правах старшего по званию пригласил меня за стол Радонежский. — Ждали только вас, собственно. Паровоз стоит под парами. Вы почему прибыли почти к самому отправлению? — И добавил без присущей генералам снисходительной вальяжности: — Без чинов.
— Прошу простить, господа, — сказал я, опускаясь на стул, — я сегодня вернулся из отпуска. Это мое первое задание после него.
— После отпуска — и сразу в инспекционную поездку по Таврии, — покачал головой подполковник Вергизов. — Неплохо устроились, поручик. А вы где до этого служили?
— В пятом полку, — пожал плечами я. — У полковника Свищевского. Переведен в ваш особый батальон с повышением в звании.
— У нас тут не такая уж синекура, как может показаться, — заметил генерал Радонежский. — Наша инспекция гарнизонов Таврии организована неспроста. Перед отправлением мне Петр Семенович [1]сообщил конфиденциально, что есть новая угроза со стороны левантийцев.
— Турки никак не могут успокоиться после поражения в войне, — заметил подполковник Вергизов. — Вы считаете, что дело может идти к новой?
— Многие в КЕС [2]до сих пор локти кусают, что не успели в загривок нам вцепиться, как это было в Крымскую войну. Теперь они такого шанса не упустят.
— Это значит, — взмахнул рукой молодой подпоручик Лашманов, — что эту войну надо закончить до того, как европейский лев [3]вцепится нам в загривок.