Войны случались постоянно. Мой отец, мои деды и прадеды воевали, это было почетной и неотвратимой обязанностью каждого мужчины в возрасте от 18 до 55 лет. Два могучих государства Содружество свободных островов и Островная империя Вард люто ненавидели друг друга, а мы были маленькими бессловесными пешками в этой опасной и нелепой шахматной игре. Нелепой, потому что результатом многолетних войн становился захват кучки пустынных островов и нескольких рыбных банок, которые постоянно переходили из рук в руки. Силы враждующих государств были практически равны и добиться сколько-нибудь впечатляющего успеха не могла ни одна из сторон. Меня призвали в армию в первые месяцы войны, а день победы я встретил в звании супер-лейтенант-моринера. Для бедного дворянчика с дальнего острова, не имевшего даже собственного герба и никогда не учившегося в военной академии, сделать такую карьеру было великим чудом.
Вечером я показал письмо жене, и мы проговорили до часу ночи, пытаясь представить возможные последствия моего визита в адмиралтейство. Эн беспокоилась. Всю неделю офицерские жены только и обсуждали последние отставки и назначения. Они переживали не меньше мужчин. Многие раньше и не мечтали оказаться в столице, жить в домах с канализацией и горячей водой, ходить в лучшие театры мира, обедать в ресторанах для гурманов, одеваться у столичных портних и гулять по проспектам и набережным воспетыми знаменитыми поэтами и писателями. Это была совершенно другая жизнь, яркая, сверкающая словно обертка шоколадной конфеты.
Ночью мне не спалось. Лежа в темноте, я прислушивался к дыханию жены, тиканью часов, шагам ночной стражи и представлял, что я под водой, на самом дне океана, и надо мной проносятся удивительные рыбы и разноцветные медузы. Под утро я забылся коротким сном и увидел себя ребенком, играющим в яблоневом саду моего деда. Разбудила меня служанка, тихо постучала в дверь спальни. Осторожно, чтобы не разбудить жену, я встал, поцеловал ее в лоб, надел халат и направился сначала в ванную, а потом в столовую.
Колонка долго не зажигалась, иногда по утрам, был плохой напор воды. Я стоял босыми ногами на кафельном полу и ждал, когда из крана потечет горячая вода. За тонкой перегородкой, служанка грохотала кастрюлями, готовя завтрак и что-то напевала себе под нос. Вода стала медленно нагреваться, и наконец тонкая теплая струйка превратилась в нормальную струю кипятка. Я долго стоял под душем, прогоняя остатки сна.
На кухне аппетитно пахло свежезаваренным кофе и жареной рыбой.
Есть не хотелось, но я заставил себя позавтракать.
— Совсем ничего не кушаете, господин лейтенант — пожурила меня служанка.
— Вот и сынок Ваш все время отказывается. Уж не знаю, что ему такое приготовить, чтобы кушал. Может быть Вам яйцо всмятку сварить?
— Спасибо Мая. Вы золото. Что-то не хочется сегодня.
Я отодвинул чашку, встал и салфетка соскользнула на пол.
— Какой-то я сегодня неловкий.
— Не беспокойтесь, я все уберу. Желаете, что-нибудь еще?
Служанка подняла салфетку, аккуратно сложила и спрятала в карман передника.
— Нет, благодарю. Вы денщика моего кормили?
— Да кормила уже, кормила. Столько рыбы съел, думала лопнет.
— Скажите мне, когда будет половина седьмого.
— Хорошо, господин Бур- служанка сделала книксен.
Рожденная в деревне и выросшая среди рыбацких сетей, Мая была ответственной и не глупой. С любым поручением она справлялась легко и с удовольствием, не экономила на продуктах, не воровала, была чистоплотной и любила детей. Готовила она хорошо, хотя особенным разнообразием блюда не отличались. Моя жена первое время отнеслась к прислуге с недоверием, но потом привыкла и теперь души в ней не чаяла и ставила Маю в пример другим. С моим денщиком, который по долгу службы иногда приходил к нам по утрам, Мая ладила неплохо, кормила его завтраком, но относилась к нему без особой нежности, и считала дураком и неряхой.
После завтрака я закрылся в кабинете, выкурил сигару, написал короткую записку Баду, вложил ее в конверт, но заклеивать не стал, переоделся в заранее приготовленную, вычищенную и выглаженную парадную форму и надел перевязь с длинной позолоченной придворной шпагой. Темно-зеленый парадный френч ощутимо жал. Я переложил документы в нагрудный карман и застегнул негнущийся воротник. Деньги и ценные вещи решил не брать. Если меня сразу направят на новое место службы, а такое бывало, пусть хоть это немногое достанется семье. Несколько мелких монет на извозчика будет вполне достаточно.
В дверь кабинета постучали.
— Войдите!
Дверь тихонько приоткрылась.
— Господин лейтенант — робко прошептала служанка в узкую щелку: — Вам пора. Уже половина седьмого.
— Да, да. Иду.
Я провел рукой по коротко стриженным, рано поседевшим волосам, надел фуражку блинчиком и еще раз посмотрел на себя в зеркало. Грузный, тридцати четырех летний мужчина, слишком штатский для гвардейского офицера, с брюшком и мешками под глазами.
В узкой прихожей топтался денщик.
— Иди в казарму. Передашь эту записку лейтенанту Баду. Кроме него никому ее не показывай. Понял?
— Так точно! — он взял под козырек.
Четырехкомнатная квартира в центре досталась нам по бросовой цене. Моего предшественника срочно перевели в другой гарнизон и столичный рантье, уже привыкший к мгновенным перестановкам в офицерском составе, сдал квартиру за очень умеренную плату. Я спустился по узкой выщербленной лестнице, слушая за спиной буханье тяжелых сапог денщика.
На улице было свежо и тихо. Скоро утренняя прохлада сменится удушающим зноем, но пока еще дышалось легко, даже привкус гари в воздухе почти не ощущался. Горожане спали. Тротуары успели подмести и полить водой из шлангов, чтобы прибить сухую пыль. В щелях между булыжниками собирались мутные лужи.
Рыжий дворник складывал на ручную тележку ведра с мусором. Увидев меня, он прервал свое занятие и, сняв картуз, низко поклонился.
— Доброе утро, господин офицер.
— Здравствуй.
Пятиэтажный дом, в котором мы снимали квартиру, был построен в конце прошлого века на месте старинных торговых рядов. Окна спальни, гостиной и детской, выходили на Купеческую улицу, а из кабинета открывался унылый вид в темный двор-колодец. Мусоропровода в доме не было, поэтому вечерами, служанки выставляли ведра перед входом.
Мы с денщиком прошли вниз по улице и оказались на бульваре. Здесь уже появились первые прохожие. В тени каштанов лотошники расставляли свой нехитрый товар, мальчишки газетчики скучали на перекрестках, прижимая к животам плотные кипы свежих газет, остро пахнущих типографской краской. У гостиницы «Волна» стояли рикши и пролетки. Извозчики курили и болтали сидя прямо на тротуаре. Двери и окна гостиничного ресторана были открыты. На кухне готовили завтрак. Было видно, как суетились повара. Под яркой вывеской стоял дородный швейцар в красной ливрее. Пахло жаренной рыбой и кофе.
