Как скажешь, командир. Я, состроив максимально жалобную физиономию, всхлипнул и робко потянулся к стакану.
— Воды? — Баскак приподнял бровь, отчего сделался похож на пирата из книжки.
— Д-да.
Гостеприимный хозяин снова наполнил стакан.
Я подошёл ближе, продолжая шмыгать носом, и когда друг всех навашенских детей повернулся спиной, чтобы убрать графин на место, всадил нож под левую лопатку.
Баскак охнул, завёл руку назад, пытаясь нащупать причину дискомфорта, пошатнулся и осел. Пальцы вцепились в полку, грозя опрокинуть буфет. Я едва успел отцепить их, чем заработал ещё несколько секунд на раздумья перед следующим шагом.
Взгляд снова пробежал по комнате, выискивая пути к отступлению. Наиболее очевидный вариант — окно — отпал, стоило только приглядеться. За не слишком чистым стеклом совсем некстати обнаружилась решётка из перекрещивающихся стальных прутьев. Пролезть нереально, выдрать, судя по капитальным креплениям, тоже. Зародыш паники холодным ужом скользнул под рубаху. А что делать, когда одолевает паника? Успокоиться? Хе. Это не так просто, особенно если времени вобрез. Но можно поступить иначе — дать панике волю и распространить её вокруг.
Идея родилась почти моментально. Глаз сразу вырвал из скромной обстановки кабинета требующийся для представления инвентарь — простыня, лампы, забитые бумагой шкафы. Через минуту по окроплённому керосином кабинету уже плясали языки пламени.
Я швырнул в окно подвернувшийся под руку стакан и почти одновременно со звоном разбитого стекла вылетел в коридор, вопя, что есть мочи, пронёсся мимо первого охранника, удивлённо пялящегося на бушующий в дверном проёме огонь, выскочил из здания и успел скрыться в темноте до того, как услышал за спиной: «Держи щенка!!!».
Темнота — мой лучший друг. Надеюсь, нож не обидится. Даже подумать страшно, как тяжела была бы жизнь, не накройся вся энергетика медным тазом. Посмотришь на фотографии ночных городов в старых журналах, и просто оторопь берёт — кругом иллюминация! Безумно яркие фонари на каждом шагу! Окна, витрины, фары! Кошмар! Должно быть, люди в то время вообще не мыслили себя вне этой электрической вакханалии. То ли дело сейчас — на улице ни лучины, разве что мусор в железных бочках тлеет, из редкого окна льётся мягкий, трепещущий, естественный свет, да и не льётся даже, а робко брезжит, едва освещая комнатушку, не говоря уже о внешнем мире, погружённом в непроглядный для примитивного человеческого глаза мрак.
А ночь тогда выдалась подходящая. Небо заволокло облаками, даже луны не видно, сплошная серая мгла. В такие ночи я чувствовал себя единственным зрячим на планете слепцов, что было недалеко от истины.
Добежав до знакомого уже двора, я отдышался и в полуприсяде, стараясь не привлекать лишнего внимания обывателей, двинулся направо — туда, где за деревьями едва заметно светились окна первых этажей. Частный сектор с его узкими проулками и подсобным хозяйством, полным художественного беспорядка, всегда лучше типовой застройки. Кроме того, это был восточный район, обращённый к нейтральному Арзамасу, что вселяло надежду на не столь суровые меры безопасности, как, возможно, с западной стороны. Осталось самое сложное — добраться туда.
На вокзальной площади завыла сирена, оповещая всех о произошедшем ЧП.
Впереди и справа, метрах в ста, вспыхнули два прожектора. Разрезавший темноту луч пополз по кустам с противоположной стороны дороги.
— Внимание всем постам! — вой сирены сменился хорошо поставленным командирским басом и скрежетом статики. — Внутрь периметра проник нарушитель! Это ребёнок! Десять-двенадцать лет! Скорее всего, вооружён! Немедленно задержать его! В случае сопротивления — уничтожить! И быстро пожарную машину к штабу!!!
После слова «внутрь» луч резко ушёл вправо, но полностью не развернулся. Пересекший линию заграждений свет блеснул на металлических шипах, прошёлся вперёд-назад, давая часовому возможность проверить целостность двух рядов забора из колючей проволоки, после чего обратился в противоположную сторону. Луч прожектора, расположенного на соседней вышке, повторил тот же манёвр. Вместе они перекрывали всю длину забора между вышками, попеременно освещая каждый свою половину. Чтобы перекусить «колючку» и уйти, у меня было примерно пятнадцать секунд темноты, прежде чем луч вернётся, а автоматная очередь пригвоздит детское тельце к земле. Мало, но ждать, или искать иные способы — себе дороже. На соседних улицах уже мелькали огни фонарей и раздавались крики.
Я отцепил с ремня ножны своего НР-2, подобрался ближе к забору, улегся на брюхо и пополз.
Помню, в голове промелькнула мысль о минах, но я быстро её отогнал, убедив себя, что изнутри никто минировать не станет. Тем более, МОНам есть более дельное применение на противоположном краю города. А если ошибся… что ж, все мы там будем.
Признаюсь — когда лежал мордой в землю и краем глаза видел проползающее в метре от головы световое пятно, здорово перетрухал. Наверное, чудолистья Хромого сыграли злую шутку. Еле удержался, чтобы не вскочить и броситься в спасительную темноту. Ночь была прохладная, но спина взмокла так, что куртка прилипла к пояснице. Челюсть, едва справляясь с нервным ознобом, норовила пуститься в пляс. Я стиснул зубы и пополз вперёд. Рот наполнился вкусом выступившей из дёсен крови.
Секунда, две, три. Я у проволоки. Хватаю её ножнами-кусачками и жму. Негромкий щелчок. Перекушенные концы падают на землю. Слава богу — не под током. Ползу дальше. Семь, восемь. Второй ряд. Хватаю, жму. Щелчок. Концы проволоки расходятся, но вместо того чтобы обвиснуть, загибаются вверх. Твою мать!!! Справа и слева раздаётся громыхание пустых консервных банок. Оба прожектора, не дожидаясь своей очереди, поворачиваются в мою сторону.
— Там!
Крик часового и световое пятно застают меня уже на обочине дороги. Я вскакиваю и бегу. Бегу так, как никогда не бегал. Вижу маячащую впереди тень и фонтанчики раскрошенного асфальта. Сзади грохочет АКМ, но я его почти не слышу. Ныряю в прогон. Угол забора взрывается снопом щепок. Ветки и листья, скошенные свинцом, падают под ноги. Но я всё ещё жив. Мне навстречу, звеня ключами, бежит человек. Сую ножны в карман и достаю пистолет. Человек отпирает калитку, ныряет внутрь, но не успевает запереть. Выпущенная из АПБ длинная очередь находит его. Плечом вламываюсь в пробитые доски. Калитка упирается в труп. Протискиваюсь через щель. Бегу. Ноги проваливаются в рыхлую землю грядок, подошвы давят овощи. Перемахиваю невысокий штакетник. Бегу. Слышу за спиной: «Эй! Куда?». Останавливаюсь и стреляю на звук. Кто-то вскрикивает. Бегу дальше. Снова забор. Проулок. Забор. Ещё. Ещё. Ещё…
