Правильно в народе говорят: на Бога надейся, а сам не плошай. Мы огибали небольшой холм – огибали в общем-то грамотно, здесь лазить по любой возвышенности – это смерти искать, и тут мне стало как-то тревожно. Чутьё меня никогда не подводило, посему я сразу вперился взглядом в нашего проводника, выбившись из общей колеи. Бурый тут же негромко зашипел сзади – получалось, что я сбивал со следа и его. Но Ухо как будто ничего не чуял и не видел – пёр вперёд, как по своей пасеке. А у меня кошки скребли на душе. С каждым шагом красный сигнал в моей голове загорался всё ярче - тут было что-то не то… Вроде бы опасности не было видно никакой, разве что ветер… Да ветер – это тут не редкость. Отчего же ноги отказываются идти? Вроде никто больше ничего не чувствовал, и я заставил себя сделать ещё пару шагов. Шаг… Ещё… И тут я понял, что мы вляпались.
- Ухо, давай назад! – крикнул я в голос, но Ухо уже и сам всё понял. Он отчаянно замахал руками, и мы дружно повалились на землю. Но было уже поздно: сверху нас уже накрывало красивыми пушистыми снежинками, которые к снежинкам никакого отношения не имели…
Я накинул на голову капюшон, съёжился в тугой комок , выставив кверху лишь рюкзак… Лицо, главное теперь – сохранить лицо… Успел лишь заметить, как перепуганный Бурый повторяет за мной мои действия… А потом – потом мы ползли, ползли мучительно долго, вскрикивая от ожогов Жгучего Пуха, пряча руки под себя, а лицо – в траву, матерясь и извиваясь, и я головой и плечами подталкивал Бурого – назад, туда, где нас не мог достать ветер…
Мы выползли. Жгучий Пух – штука неприятная. Но не смертельная… Я отделался легко. Очень легко. Мелких ожогов на спине да ногах можно не считать – мелочь… С часик погорит, потом терпимо. Надо будет подорожника найти, здорово помогает. Если тебя через одежду жалит, это ничего. Тогда яд в кровь не попадёт. А ожоги пережить можно. А вот Пауку досталось аккуратно – он в голос матерился, обещая закопать Ухо в ближайшей канаве. Змей тоже шипел, копаясь в рюкзаке, где должна была находиться аптечка. Рану Змея я рассмотрел хорошо – красное пятно на шее с синенькой такой точечкой в центре. Ох, и намаешься ты, браток… Паука почему-то жалко совершенно не было. Пусть помучается… Глядишь, подобреет. Или, по крайней мере, поумнеет.
От Уха не было слышно не звука. Он сосредоточенно втирал в свои раны какую-то хрень, с виду – обычный косметический крем. Ухо молчал, и было понятно, почему – он здорово вляпался. Хрен его знает, наверное, с каждым бывает, но вряд ли это добавит ему очков. В принципе, хороши мы оба – надо было сразу поднять шум. Но ведь проводник – Ухо. Так что по всем позициям я – не при делах. Он – ведущий. Пусть и отдувается.
Для привала было ещё слишком рано, и мы поднялись. Перед самым выходом Змей подошёл к Уху и что-то негромко ему сказал. Я расслышал только окончание:
- Ещё один косяк… Понял?
Ухо хмуро кивнул. Наше путешествие продолжалось. Правда, маленькие перестановочки всё же состоялись. Лось забрал у Паука его груз, дабы не слышать его причитаний, а я занял место сразу за Ухом. Видимо, Змею больше не хотелось попадать в передряги. Паук отправился в хвост, Змей пристроился прямо за мной, следом – Лось и Бурый. Лосю досталось, но он не жаловался. Так, матернулся пару раз ради приличия, но как-то сдержанно. Стенания Паука были слышны отчётливо, хотя он плёлся в самом хвосте. Что ж, имел право - досталось ему прилично. Вообще недавнее приключение не пошло впрок – народ как-то утерял осторожность, ушёл в себя, зализывая собственные раны. А это нехорошо… Даже Ухо, который, по идее, должен был удвоить бдительность, дабы реабилитироваться, как-то не очень мне нравился. Вскоре Змею наскучило идти третьим, и он обогнал меня. Что ж, его дело. Я не начальник…
Впрочем, шли пока хорошо. Живности в дороге нам как-то не попадалось, лишь пару разиков услышали мы лай одиноких зоновских собак, но слышался он так далеко, что волноваться было не о чем. К тому же ветер дул в нашу сторону, так что учуять нас эти звери не могли. Ухо то и дело приостанавливал шаг и о чём-то переговаривался со Змеем. А потом Змеевский PDA вдруг мелодично звякнул, и всё резко изменилось.
- Бурый, Паша Свиновоз – не твой случайно друган? – ни с того ни с сего вдруг поинтересовался Змей.
- Ну, так, тусовались… - пробормотал Бурый.
- Накрылся, видать, Свиновоз… Вон от него весточка пришла – «Спасите, мол, люди добрые! Помираю!»
- Ну, и чё? Спасать будем? – угрюмо выдавил Бурый.
- Хочешь – спасай. Меня не это колеблет: мне только припоминается, что Свиновоз – он же боец Сержанта, так?
- Ну, вроде так…
-Так «вроде», или боец?
- Ну, боец… И чё?
- Задолбал ты своим «чё», - вспылил вдруг Змей, и тут же понизил голос: - говно наши дела. Сержант, выходит, тут. А про вертуху только он да мы знали… Давай, братва, стволы в ручки, да в боевую готовность… Может статься, придётся пошмалять…
Во, блин, ввязался! Сейчас ещё разборок только не хватало… А у меня при себе – из оружия – нож да фонарик… Везёт тебе, Птица, ох везёт! Ну, Зона, будь сегодня доброй, выпусти живым, - гадом буду, другим стану! До Рождества материться – ни-ни, в «зелёные» подамся, на церковь на новую бабок дам… Только выпусти! И не калекой, желательно…
Комнатка была небольшой. Когда-то она была то ли кладовкой, то ли ванной. Теперь понять её назначение было невозможно: всё, что можно, из хаты вывезли, включая сантехнику и чугунные батареи отопления. Ободранные стены, в них – пара крюков. А что на них крепилось, на крюках этих – кто знает? Может, и рукомойник, может – стеллаж. Единственное окошко – маленькое, под самым потолком. Деревянная дверь плотно закрыта. На полу – запечатанная пачка чипсов и старое жестяное ведро. Больше – ничего примечательного. Если, конечно, не считать светловолосого малыша лет пяти-шести, неподвижно примостившегося в дальнем углу комнаты. Сколько он сидел вот так – на ободранном дощатом полу комнаты, неизвестно. Однако, судя по выражению его лица, он смирился с тем, что ему придётся провести тут ещё долгие часы. Красивые изумрудные глаза малыша неподвижно смотрели в пол. Ладошки обхватывали голые коленки, а на них опирался мягкий детский подбородок. Дверь приоткрылась – малыш крупно вздрогнул, и бросил на неё быстрый взгляд. Нет, это был не тот, кого он ждал. Это проверяли, на месте ли он. А куда ему деваться? Дверь снова захлопнулась. Взгляд малыша вновь опустился на пол. Может быть, он смирился со своим положением. Может быть. Только вот вдруг мохнатые длинные ресницы поднялись, быстрый взгляд малыша шустро пробежался по полу, скользнул по стене и зацепился за единственную деталь в комнате, которая его заинтересовала. Это было окошко. Высокое окошко, до которого он не мог дотянуться. Пока не мог…
