Некоторые высмеивали эту его привычку, но без издевок, по-доброму. Как-то раз Табита даже сказала:
– Оставьте его в покое. Аарон у нас страж.
Ей было девятнадцать, и она уже ходила на задания. Говоря эти слова, она улыбнулась ему, и он, как всегда, увидел в ее улыбке то, чего в ней не было, хотя и знал, что выдает желаемое за действительное.
«Ты тоже будешь ходить на задания, – сказал себе Аарон Хаковски. – Может быть, вместе с Табитой».
Он хотел попросить ее называть его Хок[19], но опасался, что она будет смеяться, а потому находил утешение в ее слове «страж». Словно он был рыцарем. Святым воином. Соколом, стоявшим на посту с безмолвной самоотверженностью, ведь в конечном счете они находились в тылу врага. А может быть, не настоящего врага, потому что НЗО создавалась для сверходаренных. И все же служба безопасности Эрика Эпштейна могла обнаружить их в любую минуту – все так и говорили. Аарону не очень хотелось, чтобы это случилось. Но если бы это все же случилось в то время, когда он несет свою вахту, то, может быть, ему удалось бы предупредить других. Или даже помочь. Тихонько спрыгнуть за спины непрошеных гостей и украсть один из их пистолетов.
«Идиот. Они же сверходаренные. Что обычный парень четырнадцати лет может против них?»
И все же. Для них это стало бы неожиданностью. А если бы ему удалось уложить того, кто вошел в дверь, то он и остальных смог бы застать врасплох. Стрелок он хороший – тренировался, пока указательный палец правой руки не начинал кровоточить. Эх, если бы у него было ружье и он стоял за солдатами, а на них такая черная одежда и шлемы, которые делают их похожими на насекомых, и еще они целились бы в Табиту, а на ней почему-то была бы порванная белая ночная сорочка…
В этот момент торопливые шаги привлекли его внимание. По коридору быстрой походкой шли двое ученых с носилками. Пока Хок смотрел на них, порыв холодного воздуха распахнул входную дверь. Вошли Харуто Ямато (все называли его сэнсэй, когда он вел занятия по рукопашной схватке) и мисс Герр, которую Аарон побаивался. Они тащили какого-то старика, закинув его руки себе на плечи. Подойдя к носилкам, уложили старика на них. Потом в дверях появился здоровенный человек. Двигался он осторожно, словно у него что-то сильно болело.
Джон шел последним, но, как и всегда, казалось, что он впереди. Аарон часто думал о том, почему создается такое впечатление, и пришел к выводу, что это объясняется тем, как окружающие смотрят на Джона. Словно они все – компасы, а он – Северный полюс. Джон что-то сказал ученым, и те быстро привязали к носилкам запястья и щиколотки старика.
– Чарли, Харуто, отвечаете за безопасность. Вы сами видели, на что способен Каузен. Мне не нужно никаких сюрпризов. Пол, иди с ними, пусть посмотрят твою рану.
– Нет, я останусь…
– Пол, – Джон положил руку на плечо здоровяка, – ты мне еще понадобишься.
Аарон испытал укол ревности, представив, что Джон так же обходится и с ним – кладет руку ему на плечо, заглядывает в глаза и говорит: «Хок, ты мне еще понадобишься».
«Не будь идиотом».
Старик на носилках находился ровно под ним. Аарон внимательно пригляделся к нему, и в памяти всплыли слова, которые ему часто повторяла мама: большинство людей проходят по жизни с закрытыми глазами. Стоило ему вспомнить о ней, как на него нахлынули воспоминания двухлетней давности: золотые лучи солнца, они с матерью в машине, только что вышли из «Макдоналдса» и теперь хрустят картошкой фри из открытого пакетика, а она донимает его вопросами: какое имя было написано на беджике у кассира, сколько они заплатили за заказ, какого цвета были припаркованные рядом автомобили, когда они отъезжали. Вспомнил он и то, как она с улыбкой скосила на него глаза, когда он на все вопросы дал правильные ответы, – с широкой улыбкой, обнажившей ее зубы. Не той вежливой, какая была у нее на фотографиях, а настоящей, какую вызывал у нее он…
«Стоп».
Старик был тощий, большеносый и лысый. Он лежал без сознания, но вид у него все равно был озлобленный. Лицо старика было сильно исцарапано, и это показалось Аарону странным. Он не мог себе представить, чтобы сэнсэй Харуто царапался, как девчонка. Да и мисс Герр тоже никогда не стала бы царапаться, даже когда была девчонкой, если только она была когда-то девчонкой. А потому Аарон присмотрелся внимательнее и заметил у старика под ногтями разводы.
– Раз, два, три! – скомандовал один из ученых и на «три» поднял с напарником носилки.
Сэнсэй, мисс Герр и здоровяк двинулись за ними в сторону лаборатории. Аарон хотел было пойти следом, но передумал, потому что Джон остался. Он стоял у стены, а когда они скрылись из виду, плечи у него ссутулились, словно он почувствовал на себе всю тяжесть мира.
Джон сел на скамью, уперся ладонями в колени и уставился в никуда.
– Привет, Хок, – сказал он, не поднимая глаз.
Аарон почувствовал, как на него нахлынула волна чего-то – чего, он и сам не мог толком сказать. Оно было похоже и не похоже на то, что он чувствовал, когда ему улыбалась Табита. Он хотел было пробраться назад к трубе электропроводки, но передумал – ухватился за балку и свесился вниз. Но сразу же пожалел об этом, потому что пол, казалось, ничуть не приблизился к нему, а даже стал дальше. Однако выбора у него не осталось, потому что он ни за что не стал бы на глазах Джона закидывать ноги наверх и забираться назад. Он набрал в грудь воздуха и, не раздумывая долго, разжал пальцы. Падать ему пришлось метра три. Приземляясь, он больно ударился, но похвалил себя за то, что ничем не выдал боли.
– Здравствуйте, мистер Смит.
– Джон.
Аарон опять зарделся:
– Привет, Джон. Кто это был?
– Ученый Эйбрахам Каузен.
– Сверходаренный?
– Нет. Просто гений.
– Он нам поможет?
– Посмотрим.
Аарон задумался и сказал:
– Значит, он не один из нас, но знает что-то важное.
Джон улыбнулся мимолетной, но довольной улыбкой.
– Ты прав. Он открыл кое-что очень важное. Может быть, самое важное за последние две тысячи лет.
– Ух ты! – воскликнул Аарон и, помолчав, спросил: – Он расскажет нам о своем открытии?
– В этом нет необходимости. Мне оно уже известно.
– Тогда для чего он нам нужен?
– Отчасти для того, чтобы никто больше не узнал о его открытии. А отчасти для того, чтобы я видел, что с ним случится.
– А что с ним случится?
– Он умрет.
– Вот как… Джон поднял взгляд. Он был не похож на большинство взрослых, которые смотрели на детей, только когда злились. Вот это в нем и нравилось Аарону. Джон видел его и говорил с ним так, словно он что-то значил, словно не был всего лишь мальчишкой, еще одним военной сиротой, чья мать…
«Стоп».
– Что с тобой? – спросил Джон.
Аарон стоял, переминаясь с ноги на ногу.
– Почему он должен умереть?
– Он слишком стар.
– Мне он не показался таким уж старым.
Джон хотел сказать что-то, но промолчал. Вместо этого он похлопал по скамейке рядом с собой. Аарон сел.
– Знаешь, твоя мать очень тобой гордилась.
«Я знаю», – готово были сорваться у Хока с языка. Но, открыв рот, он понял, что не может на себя положиться. Он ничего не сказал, просто опустил глаза и уставился на свои ботинки.
«Не плачь, не плачь, тряпка ты, не плачь».
Он услышал звук зажигалки и вдохнул запах дыма.
– Готов узнать одну тайну? – спросил Джон.
Хок поднял голову и кивнул быстрее, чем ему хотелось бы.
– Мы близки к победе.
– Правда? Из-за доктора Каузена?
Джон Смит глубоко затянулся и ответил:
– Отчасти. Он последняя часть плана, над которым я работал много-много лет. План, который меняет все на свете.
– А что за план?
– Сложный план – так не расскажешь.
– Я не глуп.
– Знаю, Хок. – Голос Джона прозвучал чуть ли не обиженно. – Знаю.
– Ну, то есть я, конечно, не одаренный. Хотелось бы мне им стать, но с этим ничего нельзя сделать. Но я готов на что угодно ради… – Аарон поймал себя на слове «вас» и вслух выдал: – Общего дела.
Но, очевидно, не успел поймать себя вовремя, потому что теперь его друг смотрел на него другими глазами.
– Что? – не понял Аарон.
Джон долго глядел на него, держа сигарету почти у самых губ.
Он словно забыл о ней.
Сорен смотрел.
Его клетка была изготовлена из металлических плиток по тридцать пять сантиметров каждая. Шесть таких квадратов в высоту, шесть в ширину и десять в длину. Пол был бетонный. На металлической двери уместилось бы ровно десять плиток.
Каждая плитка была покрыта белой эмалью и имела множество мелких отверстий. Через них в клетку проникал ровный, белый и никогда не меняющийся свет, источник которого находился где-то за ними. Изменение происходило, только когда со всех направлений одновременно в его клетку начинал поступать газ. Он неожиданно оказывался в бурлящем тумане, словно пролетал сквозь освещенное солнечными лучами облако.
