II
Средиземное море
На борту парохода «Корнилов»
— Выше бери, выше! Видишь, твои пули всё время в воду зарываются? Выше надо брать, вершка на два — тогда будет в самый раз… И на верёвку, на верёвку ствол клади, чтобы целить сподручнее!
Матвей послушно утвердил винтовку на леере (землемер Егор, человек, как он уже успел выяснить, насквозь сухопутный, непочтительно назвал эту часть судовой оснастки «верёвка»), изо всех сил зажмурил левый глаз, правым поймал прорезь прицела — и потянул спусковой крючок. Приклад чувствительно лягнул его в плечо; в двух футах позади цели, подпрыгивающего в волнах ящика, вырос и опал фонтанчик.
— Тьфу, мазила! — землемер от досады сплюнул за борт. — Теперь слишком высоко взял! С такими стрелками только патроны зря пожжёшь!
Уже второй же день пути трое «волонтёров» освоились в отведённой им каюте — существенное удобство на борту «поселенческого» парохода, где половина пассажиров вынуждена была проводить большую часть времени на палубе, под полотняными навесами, и только в случае, если погода испортится, спускаться в низы, в оборудованный дощатыми нарами трюм. Матвей из интереса заглянул туда — теснота, духота, вонь, по углам блеют козы, которых не дозволяли вытаскивать вверх, на палубу, плачут дети, свет скупо проникает в прорезанные под самым подволоком крошечные иллюминаторы… Сейчас обитатели наслаждались лёгким ветерком и майским солнышком, лениво поглядывая на «чистых» пассажиров — были в составе поселенцев и такие, особо привилегированные. Они прогуливались на кормовой палубе, кормили сухарями чаек — или, как троица «волонтёров» упражнялись в стрельбе из винтовок и револьверов по выброшенным за борт фанерным ящикам из-под консервов.
Оружие — полдюжины винтовок, столько же револьверов и некоторое количество патронов им выдали по личному распоряжению Ашинова — так, во всяком случае, объяснил один из его помощников, руководивший «стрелковыми упражнениями. Землемер Егор, полагавший себя великим стрелком (у себя в Оренбургской губернии он, случалось, охотился вместе с отцом) тут же потащил спутников на полуют, чтобы принять участие в развлечении. Это действительно было здорово — если бы не советы и комментарии, от которых у Матвея очень быстро заболела голова. Он и сам полагал, что неплохо стреляет — упражнялся в Москве с ружьецом 'Монтекристо», принадлежавшем Кольке Вяхиреву, а позже — из карманного «бульдога» Аристарха. Для этого они ездили в Измайлово и уходили подальше, до самого Терлецкого урочища и упражнялись, высаживая по паре дюжин маленьких, как аптекарские пилюли, патрончиков, по пустым бутылкам и консервным банкам. Стрелять Матвею нравилось; Аристарх, помнится, хвалил его за меткость — почему же сейчас он мажет раз за разом? Может, дело и правда, в осточертевших поучениях землемера?
— Смотри, как надо, мазила!
Землемер завладел винтовкой, оттянул большим пальцем ударник и откинул влево затвор. Стреляная гильза при этом выскочила из казённика и заскакала по палубе. Егор довольно ловко вставил на её место новый патрон в латунной гильзе и вскинул оружие к плечу.
Бац!
На этот раз фонтанчик вырос всего в вершке от ящика.
Бац! Бац! Бац!
Ящик в волнах брызнул щепками от трёх подряд попаданий. Штабс-капитан (и когда это он успел подойти, удивился Матвей) после каждого выстрела передёргивал скобу, перезаряжая короткий, с ствольной коробкой из бронзы, карабин системы «Винчестер». Матвей видал такой в оружейном магазине на Мясницкой, где он покупал свой револьвер — за «Винчестер» просили пятьдесят два рубля, а с блестящей жёлтой трубкой прицела-телескопа, установленного поверх ствола — так и все сто двадцать пять, и была, конечно, не по карману гимназисту.
— Да, с телескопом-то известное дело, всякий попадёт… сказал землемер, с завистью рассматривая роскошную американскую игрушку. — А попробовал бы он из этой, прости господи, кочерги…
И непочтительно встряхнул «крынку» — так, насколько известно было Матвею, называли солдаты винтовки системы Карле, одну из которых Егор как раз и держал сейчас в руках.
Говорил землемер тихо, едва ли не шептал — и, тем не менее, штабс-капитан его услышал.
— Позвольте-ка, Егор Николаевич, вашу винтовочку! — обратился он к незадачливому стрелку. — И патрончик извольте, если не затруднит…
Сунув «винчестер» Матвею (тот с трудом подавил желание поглядеть в телескоп) он перезарядил «крынку» и махнул рукой матросу, стоявшему возле лееров шагах в десяти, ближе к носу. Тот поднял большую, зелёного стекла, бутылку и, широко размахнувшись, швырнул. Бутылка описала длинную, не меньше пятнадцати саженей, дугу, и…
— Бац!
Матвею показалось, что бутылка не успела коснуться воды — и разлетелась зелёными стеклянными брызгами. Звон ещё стоял у него в ушах, а штабс-капитан уже протягивал оружие землемеру.
— Вполне приличная винтовка, сударь, зря вы о ней так пренебрежительно, и пристреляна неплохо. А вам, юноша, — он повернулся к Матвею, — дам, если позволите совет: не дёргайте с такой силой спуск, обязательно промахнётесь. Нажимать надо нежно, ласково даже. Вот представьте, к примеру, что у палец ваш — не палец вовсе, а лепесток розы. Представили?
Матвей закивал.
— Вот этим лепестком и жмите на спусковой крючок. Тихо-тихо, не дыша. Я понимаю, у армейских винтовок спуск довольно тугой, но всё же попробуйте. А ещё — не стоит так зажмуриваться, чуть прищурьте левый глаз — и будет довольно.
На полубаке задребезжала судовая рында.
— Никак, звонят к обеду? — удивился штабс-капитан. — А я, признаться, был уверен, что ещё полчаса, самое меньшее….
Он щёлкнул крышкой карманных часов.
— Действительно, время обеденное! Что ж, советую поторопиться, вам ещё в порядок себя приводить после этих упражнений…
Забрал у слегка обалдевшего от этой мизансцены гимназиста «винчестер», кивнул и насвистывая весёленький мотивчик, пошёл к трапу.
Матвей, а потом и остальные «рекруты» послушно, как теляти за коровой, направились за ним — и, как и тогда, на одесском пирсе, не заметили брошенного им в спину чрезвычайно внимательного взгляда. К оправданию их можно сказать только лишь, что тот, кому этот взгляд принадлежал, в своём измятом картузе да неровно обрезанной по подолу шинелишке совершенно растворился в пёстрой толпе палубных пассажиров, обсуждающих с шутками и прибаутками развлечения «господ»…
За всё время плавания Матвей сумел увидеть Ашинова только два или три раза — хотя прилагал к тому немало усилий. Тот не показывался из своей каюты, которую занимал вместе супругой — и хотя «рекруты» обитали тут же, поблизости, «вольный атаман упорно не показывался никому на глаза, передавая распоряжения через своих многочисленных приближённых, таких же, как он сам, молодцов с южнорусским говором, одетых в черкески с узорчатыми газырями и наборными кавказскими поясками. Лишь раз гимназист столкнулся с 'вольным атаманом» нос к носу — когда «Корнилов» отшвартовался в Александрийском порту, и «чистые» пассажиры со своими баулами, саквояжами и портпледами, торопились сойти на берег, не желая смешиваться с шумной, пёстрой толпой прочих переселенцев, навьюченных своими узлами, котомками, козами и малыми детьми. Матвей встретил тогда Ашинова в коридоре, ведущем к трапу — торопливо посторонился и изобразил приветливую улыбку. «Вольный атаман» обратил на него не больше внимания, чем на таракана, которых на пароходе было пруд пруди, и это задело гимназиста — он ведь такой же поселенец, как и все прочие, и сам «вольный атаман» лишь первый среди равных!
Зато со штабс-капитаном Остелецким Матвей сошёлся довольно коротко. После тренировки по стрельбе, когда Вениамин Палыч (мы все тут частным порядком, дюша мой, так что давайте-ка без чинов и званий…) поставил на место землемера Егора, он как-то без лишних слов взялся опекать Матвея — продолжал учить стрелять из винтовки и револьвера, заставил практиковаться в английском и особенно французском (в Африке, объяснял он, особенно, к северу от Сахары, многие владеют этим языком; правда, в самой Абиссинии в ходу местные наречия, происходящие от древних языков семитской группы), рассказывал забавные истории из своей жизни.
