— Чок! — услышал он в наушнике предупреждение Архипова да так и замер с поднятой ногой.
Движение пришло сбоку из крыла, где, как и в любой школе, располагались туалеты. Вслед за дуновением ветра раздался едва слышимый звук — словно ветки стучали в окна. Пёс, должно быть, решил Берзалов и метнулся, как тень, готовый разрядить рожок в любого, кто окажется на пути. Но это оказалась всего лишь оконная створка, колышущаяся от сквозняка. В узком пространстве туалета Берзалов со своим длинным АК-74М чувствовал себя не очень уверенно. Сюда бы подошел автомат с укороченным стволом, но в отделении ими не пользовались, потому что в реальном бою такое оружие было неэффективным.
Он повернулся встретился глазами с Архиповым, который всё понял без слов, и они стали осторожно подниматься на второй этаж. Под ногами скрипели песчинки, и хотя Берзалов знал, что такой звук распространяется не дальше двух — трёх метров, он всё равно двигался синхронно звукам грома, выбирая на лестничном пролете место, куда можно было смело ставить ногу. Идущим за ними Архипову и Буру было легче, они в точности копировали его движения. Молнии сверкали всё чаще и чаще, и отблески, падающие сквозь окна, ложились на школьные стены и пол. И всё равно, несмотря на все старания и ухищрения, их услышали.
Дверь в столовую оказалась выбитой. Последние три ступени Берзалов преодолевал особенно осторожно. Архипов страховал лестничный пролёт на третий этаж, а Бур, нет чтобы прикрывать тыл, бестолково топтался позади со своим никчёмным пистолетом. У Берзалова, как и у Архипова, не было времени вразумлять его.
Роман приподнялся и увидел: в центре вяло горел костер, сложенный из двух огромных тополиных стволов, поэтому и тлел он — долго и равномерно: древесина выгорала изнутри и могла гореть так всю ночь до рассвета и ещё полдня. По обе стороны бревен валялись матрасы и стояла какая‑то посуда. Но столовая, судя по всему, была пуста. Впрочем, это надо было проверить. Берзалов подал знак Архипову, а сам взял под прицел правое крыло школы. В этот момент как раз ударила молния и свет из окон упал в коридор. Берзалову он показался пустым, с парой стульев и партами в самом конце да с распахнутыми кое — где дверьми. Однако как только молния погасла, вопреки всякой логике, он увидел тень с парой глаз, которую, собственно, в темноте увидеть было невозможно. Скорее, даже не тень, а намёк на неё, похожий на человека. А ещё — если бы не вспышка молнии, взгляд не выхватил бы из пространства несоответствие глубины коридора и предметов в нём. Именно за тенью коридор был бесконечен и тянулся далеко — далеко, явно за пределы школы, и сужался в самом конце. Берзалову стало очень и очень интересно, и он решил исследовать это явление, однако в тот же момент в столовой раздались крики:
— А — а-а!!!
Берзалов развернулся и бросился на помощь Архипову. Тут ещё Бур бестолково путался под ногами, не зная, куда пристроиться со своим усердием и пистолетом руках.
Кричал мальчишка, которого Архипов крепко держал за шиворот.
— Прятался под матрасами, — сказал Архипов. — Ух, ты, чертёнок, кусается!
И так у него здорово получилось, такое было серьёзное лицо, будто он только и делал всю жизнь, что вытаскивал из‑под матрасов детей.
— Тебя как зовут? — спросил Берзалов, полагая, что Архипов‑то в своём усердии не перегнёт палку.
Однако мальчишка заорал ещё усерднее, словно призывая кого‑то помощь. Берзалова охватило беспокойства: бог знает, кто прибежит на этот крик. Может кровожадный «дуб», а может, толпа нагрянет. Так и хотелось спросить: «Чего бы орёшь?!»
— Отпусти его, — сказал Берзалов.
— Так убежит же! — возразил Архипов.
Выглядел он со своим большим лицом, с большой челюстью и огромными руками более чем застенчиво, словно говоря всем своим видом: «Я не хотел!»
— Не убежит. Правильно мальчик?.. Отпускай.
Архипов отпустил, и крик тут же прекратился. Правда, мальчишка сразу же, не успев коснуться пола, ловко сунулся вправо, влево. Берзалов, даже не сразу понял, что это обманные манёвры, и потом, когда запутался окончательно с этим сорванцом, обнаружил в руках всего лишь куртку, потому что малец ловко нырнул у него между ног и был таков. Вот когда пригодился Ефрем Бур, стоящий в дверях. Оказывается, он обладал изрядной долей ловкости, потому что умудрился при всей своей толщине ухватить пострела и плотно взять его в клещи. Лицо у Бура при этом засияло от счастья. «Вот видите, я же вам говорил, что пригожусь!»
— Молодец, боец! — похвалил его Берзалов и хмыкнул. — Ловко он меня обвёл вокруг пальца!
Пожалуй, впервые за сутки Берзалов улыбнулся. Ему даже стало весело, и на какое‑то мгновение он забыл о странной тени в странном коридоре. Ещё бы: это было похоже на незнакомый приём в боксе. Если ты его не знаешь, это не значит, что он не существует, А вот уже во второй и в третий раз будешь во всеоружии. Однажды в бою за чемпионский пояс WBA с Джинни Монгсом Берзалов получил такой комбинированный удар через руку правой и левой по печени. Фокус заключался в том, что он попал в определённое положение на средней дистанции, когда нужно было сделать шаг назад, но ты не успел сделать его. Противник этого ждал, и у него была заготовлена комбинация, как ключик к замку. Берзалов едва достоял до конца пятого раунда, потому что удар в печень очень болезненный и лишает сил. Хочется упасть, отползти в угол и там забыться. В перерыве тренер, хотя и орал на него, но смотрел, как на покойника: с отбитой печенью никто не воюет, а удар левой у Монгса был дай бог каждому. И всё же в девятом Берзалов его поймал из всё того же положения, только с опережением и не с шагом назад, а с коротким нырком под руку, когда оказываешься словно в мертвой зоне, ну, и, разумеется, с тычком в висок. От этого удара Монгс улетел в синий угол и подняться уже не мог. Хорошее было время, подумал Берзалов, весёлое и беззаботное, а я ещё и кочевряжился, не нравилось оно мне, дураку.
— Что же ты убегаешь? — вполне миролюбиво спросил он, присаживаясь на корточки перед беглецом, чтобы не пугать его и быть на короткой ноге. — Мы тебе ничего плохого не сделаем. Куртку свою потерял…
Малец извивался в медвежьих объятиях Бура с таким неистовством, что Берзалову на мгновение стало страшно за его кости.
— Мы свои, военные, никто ничего тебе плохого не сделает! Слышишь?!
Мальчишка замер, вперившись в него яростным взглядом:
— А не врёшь?!
Был он маленький, тертый, с длинными белыми локонами, торчащими из‑под синей вязанной шапки, конечно, чумазый, дальше некуда. Даже черты лица было трудно разглядеть.
— Честное военное, — с усмешкой ответил Берзалов. — Чтоб я сдох!
