она была лучшей жертвой. Ты сделал этот выбор после того, как обвиняемый и его мама тебе доверились, рассказав всю правду о том, что никто никого не бил, это было случайное падение, в котором виновата лишь жертва, оступившись на пустом месте. Но второй задира решил свалить вину на мальчика с подарком, потому что испугался обвинения. Да, не ты судья, не ты полиция, но самое ожидаемое – это убийство по неосторожности, детская колония. Пережить можно – ты сам так думал в тот момент, что ничего с парнишей не случится, верно? Только забыл, что газета – это власть, и когда начался шум, к мальчику относились уже не как к ребенку, а как к психу с психованной мамашей. Люди и закон – это разные вещи, благодаря тебе первое стало страшнее второго.
Портер все это слушал в полном монументальном спокойствии, не двигаясь и почти не дыша. Его не глодала совесть, пусть боль и отдавала по всему внутри, он не ненавидел себя, хотя и подходила ощутимая тошнота, он не хотел ничем парировать, хоть и был уверен в достоверности своих слов. Это не было тем, что могло его сломать, – скорее наоборот, он чувствовал прессовку, ту самую, после которой становишься крепче, ведь не отталкиваешь, а усваиваешь, принимаешь это и учишься с этим жить.
– Для чего весь этот спектакль? – Портер посмотрел на мальчика тем самым взглядом, который уже не переубедить, не подкупить и уж точно не сломить: настоящий сконцентрированный тонный покой, кричащий о силе характера, требующий, чтобы с ним считались.
– Как и подобает человеческой памяти, она хранит лишь самое важное, а это либо прекрасное, либо ужасное. Время вспомнить. А когда происходит подобное у человека? Правильно, когда он умирает.
ГЛАВА 11
Необходимый лифт, ради которого Портер делал крюк, оказался минутах в десяти ходьбы от того места, где он встретился со своим прошлым. После последних слов мальчика Портер словно проснулся и, оглядевшись, увидел лишь пустоту, с единственным стулом, на котором он и сидел, а двери были открыты. Галлюцинация – настоящая, она была куда реальнее, нежели его встречи и общение с родителями в клетке. Это и пугает, что есть некая градация… Хотя все это глупости: просто память начинает подводить, а восприятие закономерно барахлит. Ему еще повезло, думает он, вспомнив историю Харви Росса, человека, пережившего слишком много, но обретшего покой, оставив Портера взаперти, тем самым подтвердив важность великого дела журналиста.
Двери лифта открылись с безумным скрипом, словно их ломали. Звук металлических костей был страшнее любой угрозы, которую, к слову, Портер смело мог ожидать в открывшейся глазу темноте. За дверьми была непроглядная тьма, а свет из лифта лишь на полметра отхватывал территорию, показав голый пол без признаков жизни. Казалось, перед Портером самая настоящая угольная пропасть, достаточно черная для зависти самого космоса, лишенного звезд. В краткий момент он всерьез ужаснулся тому, что перед ним космический простор, шагнув в который он уже никогда не вернется обратно, как и не найдет ни края, ни границ. Подобное было скорее похоже на страх высоты, легко пробирающий до костей при одной лишь мысли. И тут, вопреки простым доказательствам обратного в виде наличия кислорода и рабочей искусственной гравитации, Портеру понадобилось чуть больше времени для прихода в себя. То ли фантазия взяла все рабочие смены, то ли его еще не отпускает после последнего разговора с призраком прошлого, но чувствует он себя ослабленно, хотя вполне могут сказаться голод и обычная усталость.
Преодолев внезапно ворвавшийся в его мир страх бездонности, Портер оказался в небольшом зале, от которого расходятся четыре коридора: два влево, два вправо. Места тут было немного, отчего теснота вдруг стала давить на него, а окружающая темнота всерьез имитировала физическое давление на Портера со всех сторон, словно он протискивается в плотный материал, и куда легче вернуться назад, нежели пробиваться вперед. Но в нынешнем состоянии он только рад такому эффекту от самых простых стен, в самом банальном неработающем освещении, ибо подобное намного легче перенести, нежели понимание приближающейся смерти. Взглянув на разметку под потолком, Портер быстро нашел нужную лабораторию – конечно, если изначальные данные его были достоверны. Сразу налево от лифта. Фонарик помогал видеть всю эту нетронутую пустоту, словно тут и не было никаких монстров, мутаций или простой битвы с летальным исходом. Подобное место в самой низине станции, куда непосвященные и без допуска люди не могли попасть, всерьез выглядело и ощущалось потайным подвалом, специально устроенным так, чтобы каждый даже случайно оказавшийся здесь понял: это секретное место. Где-то на этом уровне когда-то был его друг, помогавший с поиском жестких дисков и серверов, отсюда Портер и знает о Джил и Крейге. Друг, которого он ни разу не видел, но слышал и вел с ним разговор, отчего и успел посчитать его таковым. Только вот судьба того человека… Лучше и не вспоминать о случившемся с ним в итоге, отдергивал себя от той истории Портер каждый раз.
Специальное расположение вдали от жилых блоков и всех рабочих зон, даже лабораторного уровня, эта зона – внешнее кольцо центра главных умов Вектора, спрятанных от жителей. Закулисье, простыми словами.
Раздумья сменил разговор – так естественно, так непринужденно, словно был продолжением тех самых мыслей, спрятанных у Портера в голове.
– Было только начало твоей карьеры, и ты решил осветить трагедию – похвально, но ты больше стремился поднять шум, а не сказать людям правду.
Портер чуть промедлил, услышав позабытый голос, что заставило задуматься о том, насколько он теперь может отличать воспоминание от фантазии воспаленного и взбунтовавшегося разума, ведь после слов мальчика он уже не знал никаких границ.
– Какую правду? – не обращая должного внимания, словно его просто окликнули на быструю тему, спросил Портер, даже не глядя на собеседника. – Это ничего бы не изменило, потому что вердикт вынес не я, а суд.
– Снимаешь с себя ответственность – этому я тебя не учил…
Сам не ожидая такого от себя, он обернулся и встретился взглядом с отцом, смотревшим на него все так же, как и всегда, вынудив его не просто отстаивать свою позицию, а гневаться, ведь обвинения на этот счет Портер ожидал от кого угодно, но точно не от отца.
– Нет, ты учил ставить приоритеты, выбирать меньшее из двух зол – и я выбрал! Если бы я не сделал этого, им бы все равно досталось – уж не повезло, бывает. Сраная жизнь – жестокая сволочь, нам ли не знать с тобой, отец! Тогда встал вопрос ребром: либо я спускаю на них собак, либо меня прикроют и
