но ни капли не сомневался, что этот белобрысый успел отличиться и на тренажере, и в сурдокамере с барокамерой, не говоря уже о термоизоляторе, о чем и свидетельствовали эти значки. Мэла утешало лишь то, что курсантик вряд ли выдержал бы удар по голове, нанесенный сельхозроботом. А он, деревенщина, выдержал! Конечно, кроме Бармаглота этого никто подтвердить не может… А и кому придет в голову расспрашивать дряхлого сельхозробота?..
– Ну, чего тебе? – буркнул Мэл.
– Не подбросишь до «Жатвы?» – спросил белобрысый и добавил: – Я заплачу.
– А кителек запылить не боишься?
– Ничего, вычищу.
– Вообще-то, мне в другую сторону…
– А куда?
– В Пеорию.
– Не знаю такой… Глидер там напрокат можно взять?
– Вряд ли… Там только местные флаеры ходят…
– Понятно. Деревня…
– Сам-то ты из какого города?
– Не твоего ума дело… Сейчас мне позарез нужно на «Жатву».
– Ладно, – пробурчал Мэл, задетый за живое. – Сколько дашь?
– Десятку за километр.
– Щедро… Но ты учти, до «Жатвы» сто пятьдесят кэмэ…
– Тогда пятерку.
Мэл ахнул – семь с половиной кальстов! Да он за двести итов все лето вкалывал. Дураком надо быть, чтоб отказаться от такого барыша.
– Поехали!
Курсант поморщился, словно Мэл изрыгнул невесть какое богохульство, но кивнул.
– Я только чемодан захвачу… – сказал он.
Метнувшись к флаеру, бесцеремонно растолкав кудахчущих пассажирок, белобрысый вскоре появился с ладным чемоданчиком, какие опытные космонавты берут с собой в рейс. Мэл отобрал у него чемоданчик и, пристроив его в багажнике гироцикла рядом с собственным рюкзаком, уселся за руль. Парень из академии уселся позади, ухватившись за специальные выдвижные поручни. Мэл газанул, гироцикл сорвался с места и помчался вдоль обочины по отведенной для колесного транспорта полосе.
…День потихоньку клонился к закату, а Мэл с курсантом все еще тряслись на жесткой подвеске гироцикла. Идущие на обгон тяжелые грузовики обдували их потоками горячего турбулентного воздуха. По сравнению с этими хищниками скоростных трасс самопальный гироцикл Мэла еле плелся. Шоссе потихоньку забирало к югу – туда, где в пышной зелени утопал никогда не спящий, многолюдный и шумный туркомплекс «Жатвы». На подъезде к нему поток машин раздваивался.
Грузовики мчались дальше, а глидеры, флаеры и редкие колесные экипажи сворачивали туда, где вспыхивала в медленно темнеющем небе исполинская надпись: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА КРОВАВЫЕ ПОЛЯ «ЖАТВЫ!» Дорога сузилась, втягиваясь в жерло тоннеля, пробитого в толще горного хребта. И хотя под землей оказалось светлее, чем на открытом воздухе, Мэлу пришлось снизить скорость и удвоить внимание. К концу дня он изрядно вымотался, руль то и дело норовил вырваться из рук. Не хотелось и думать о том, что еще придется возвращаться.
«Прикорну где-нибудь в придорожных кустах, – подумал Мэл, – а по утрянке потарахчу обратно… Перекусить есть чем, запить – тоже. Ма успела сунуть в багажник бутыль с морсом… Как устроюсь в общаге, сразу позвоню своим, а то психовать будут…»
– Эй, парень! – крикнул курсант. – Не спи!
Мэл вздрогнул. К счастью, стабилизатор не позволил опрокинуться гироциклу, но по тоннелю прокатился шквал возмущенных гудков. И правильно! Если бы он врезался в скоростную машину, была бы кровавая каша… Встряска взвинтила Мэлу нервы. Сонливость как рукой сняло. Да и проклятый тоннель наконец кончился. Его жерло расширилось, плавно переходя в широкую городскую улицу. Немедля свернув к обочине, Мэл затормозил.
– Ну, спасибо тебе, парень! – сказал курсант, слезая с гироцикла.
– Спасибо на хлеб не намажешь, – пробурчал Мэл.
– Да-а, – протянул курсант. – Кажется, я обещал тебе семьсот пятьдесят итов, но… Извини, парень, я на нуле…
– Ну ты и сволочь! – разозлился Мэл. – Думаешь, если ты курсант, я тебе по шее не накостыляю?..
– Погоди! Не кипятись! Я тебе дам лотерейный билет «Жатвы», а он стоит три соллара. Загонишь его здесь кому-нибудь…
По правилам «Жатвы», устроители не оповещали участников о том, какая локация будет использована в следующий раз. Поэтому на Третий День жнецов ждал сюрприз. Разумеется, неприятный. Не только локация была новой, похоже, изменились и условия игры. Участники оказались в глубокой шахте на положении каторжников, а то и рабов. Едва сознание игрока соединялось с нейрофейсом суррогата, как он обнаруживал себя закованным в кандалы, с киркою в руках. Кандалы были соединены общей цепью, которая тянулась через всю штольню.
Мэл оказался рядом со стариком, который тощими дрожащими руками поднял кирку над головой, замахнулся на него и со слабым стоном опрокинулся навзничь. Прямо на руки другого напарника – рослого парня лет двадцати пяти.
– Что с тобой, старина? – спросил тот, вглядываясь в бледное, словно подсвеченное изнутри, лицо немолодого жнеца.
– Воздух, – прохрипел старик. – Я задыхаюсь…
– Какой еще воздух?.. – удивился парень. – Суррогаты ведь не дышат…
– Это непись! – догадался Мэл.
– Да, похоже… Тебя как зовут? Мэл назвался.
– А в «Жатве»?..
– Проворный Нож.
– А меня – Меткий Дротик.
– А в жизни?
– Термус.
– Чертовщина какая-то творится, Термус, – проговорил Мэл. – Мы же должны убивать друг друга, а не языки чесать…
– Этот вот попытался тебя киркой звездануть, да дыхалки не хватило… – проговорил Термус и отбросил непися, словно пустой мешок.
– Воздух… – простонал тот.
Мэл посмотрел вверх, где в наклонном жерле шахты голубело пятнышко неба. Похоже, штольня была совсем неглубокой, как будто ее недавно начали прорубать в толще породы. И на том спасибо! По приказу устроителей ее могли углубить и расширить настолько, чтобы превратить в запутанный лабиринт вроде того, что достался жнецам на Второй День. Выходит, по замыслу Беспристрастных Судей игрокам не суждено было сражаться друг с другом здесь… Да и как сражаться, когда все на цепи, как собаки?.. «Звездануть», как выражается Термус, киркой ближайшего напарника по башке?..
Ну, дотянешься до того, кто справа, а тот, кто слева, дотянется до тебя. И все? Чушь какая-то… И не зрелищно вовсе. Кто станет на это смотреть? Нет, здесь что-то другое… Должна быть какая-то подсказка… Может, она заключается в удушье этого непися?.. Мэл наклонился над стариком. Шахта озарялась только тем светом, что пробивался сверху, и поэтому он не сразу разглядел в руке непися большой, грубо выточенный ключ. Мэл схватил его и осмотрел свои кандалы – они запирались на замок. Как юный жнец и ожидал – ключ к нему подошел.
Освободившись, Мэл попытался сообразить, что ему следует делать дальше?.. Ведь сейчас он – единственный из запертых в шахте жнецов, кто свободен. Вполне может взять кирку и расшибить башки всем остальным… И стать героем Третьего Дня… Кто знает, вдруг в этом и заключается замысел устроителей? Только как-то уж очень примитивно. Да и разве геройство убивать почти
