То, что меня оставили в покое — не удивительно. Если вторую волну десанта в городе разведчики раскатали без дальнейших потерь, то нашей базе пришлось туго. Те поспешные приготовления с разбором завалов, минированием периметра, разделением самой внутренней территории баррикадами, нарезание секторов обстрела, устройство укрепленных пулеметных гнезд и восстановление яркого освещения — волна октов просто смела бы людей. А так — отбились. Но свою цену за это пришлось заплатить сполна.
Когда я вслед за посеревшими от усталости операторами дронов выбрался из десантного отсека БМП, моим глазам предстала безрадостная картина. Всю территория части где реже, где прямо кучами, пятнали останки выведенных из строя киборгов. Некоторые еще дергали уцелевшими конечностями. К небу тянулись многочисленные дымы, стены зданий зияли провалами. Чадил обгорелый остов грузовика…
У уцелевших ворот расположения нас сначала остановили, несколько минут продержали, потом все же пропустили — недалеко. Там на нас с огромным облегчением скинули загрузку в “Арматыша” подготовленных к транспортировке раненых — к счастью, сидения в отсеке легко трансформировались в койки. Еще нескольким ходячим помогли взгромоздится на броню — и в таком виде машина ушла во временный лагерь.
— Разведчики? Пострадавшие есть? — военфельдшер поднял на нас покрасневшие глаза.
— Я уже в порядке, — опередил я Патрушева, отрицательно качнув головой.
— Среди нашего отделения — никак нет, — наградив меня долгим взглядом, ответил медику лейт. — Как я понимаю, в наш корпус идти не имеет смысла?
Я тоже заметил, что базу явно готовятся оставить. Логично — не оставаться же ждать третьей волны?
— Вас же всех отправили в ночь на разведку? — даже в такой ситуации “солдатский телеграф” продолжал работать. — Тогда может вытащите, если что ценное уцелело. Только оставьте хоть кого-нибудь с медицинской подготовкой, раненых до сих пор подносят.
— Я останусь, — глянув на Вадима, аж скривившегося от внутренней борьбы между долгом и необходимостью спасть хоть что-то из материальной части. — У меня первое образование медицинское, кое-что еще помню. Потом просто заберете меня отсюда, когда понадоблюсь.
— Принимается, — “Ну и если плохо вдруг станет — будет, кому помочь,” — прямо написано было на посветлевшем лица аналитика.
И я принялся за работу. Причем меня, буквально за минуту расспросив, не поставили таскать носилки, а доверили аж первичный осмотр и сортировку пострадавших! Под контролем, конечно, настоящего фельдшера. Неслыханное самоуправство по мирным временам, конечно — но на несколько часов после окончания боя, когда пострадавшие поступают непрерывным потоком, реально каждый человек, хоть что-то понимающий в медицине, на вес золота. Пусть даже будут некоторые ошибки в диагностике и кто-то умрет из-за ошибки сортировщика — но десяток, а то и два жизней за каждый час будет дополнительно спасено.
К счастью, теми знаниями, что я получил в меде, мне довелось много и по-всякому активно пользоваться. Пожалуй, можно сказать, что у меня последние лет двадцать была неплохая, пусть и несколько однобокая практика. Да, в сноровке перевязки ран или в скорости установке капельницы я уступал и докторам, и медсестрам — но все равно мог выполнять подобные задачи одну за другой. И вид крови, самые неприятные раны и запахи меня не то, что не пугали — вообще не вызывали эмоций. Насмотрелся в свое время. Да что там, в прошлом мире мне даже госпиталь пришлось лично открывать, как главе клана. А уж сколько фокусов и сюрпризов поначалу подкидывал мой организм после совмещения тел и модификации получившегося результата силой крови…
Надо сказать, не только медики после скоротечного утреннего боя работали на износ. Почти все, кто не получил ранений средней или большей тяжести — жаждали только одного: получить перевязку и свалить из госпиталя и как можно скорее вернуться к своим обязанностям! Что удивительно, даже свежемобилизованные майором Семеновым гражданские больше исходили бессильной яростью к октам и их создателям и пытались хоть что-то сделать для победы, чем дрожали от страха и желали хоть куда-нибудь спрятаться, и чтоб не трогали.
Меньшинству я старался не только поставить диагноз, но и сказать хотя бы пару ободряющих слов. Зачастую именно такой малости в самый тяжелый момент не хватает, чтобы мозги встали на место, и человек опять смог взять свою судьбу в свои руки. В данном случае взялся за автомат или руль армейского грузовика. Потом и у тех, кто хорохорится, и у профессиональных военных будут и неврозы, и психозы, и срывы. Война с иномирцами еще долго будет аукаться… но сначала — нужно победить!
* * *
Быстро эвакуировать средних размеров военную часть не получилось и получится не могло. Люди не смогут эффективно воевать голыми руками, испытывая голод и холод, и не имея возможности выспаться. Боеприпасы и другие припасы сначала надо было загрузить (а частенько еще и завалы перед этим разобрать), перевезти в новую точку временного хранения, обеспечить там безопасность хранимого… Поуправляв кланом японских экзорцистов в другом мире и завлабом в этом, я отчетливо представлял и объем задач, и их масштаб. И искренне порадовался, что решаю их не я.
Когда в другом мире я стал главой клана, особого опыта управления хоть чем-нибудь у меня не было. Да и от самого клана почти ничего не осталось. Когда мне пришлось разменять свою тамошнюю жизнь на победу над хтонической сущностью (да, у миров с магией бывают свои, особые проблемки), решившей покусится на меня, мою семью, моих людей и демонов — в моем подчинении фактически находился целый немаленький город, собственные производства, включая оружейные, центры научных исследований, даже собственная космическая программа!
Неплохой прогресс, а? Вот только моя главная заслуга в создании всего этого — выбор верных людей и не людей в свою семью и в свою, так сказать, свиту. Именно эти личности стали проводниками моих идей, именно они доводили до конца исследования, защищали нашу территорию, искренне старались наладить быт гражданского населения, с задором и полной самоотдачей работали на стройках и производствах. Я еще тогда понимал, что мне очень повезло со сподвижниками — но только вернувшись сюда понял, насколько.
Путь научной карьеры мне волей-неволей пришлось выстраивать по тому же принципу — иначе ничего не получилось бы. Свадьба с дочерью правильного человека, подбор и обучение собственной команды, взаимовыгодные контакты с другими учеными и государственными служащими высоких рангов… Вот только опереться на своих людей здесь я мог лишь до определенного предела. А по-настоящему своим единомышленником — вот ирония-то! — я мог назвать только собственную десятилетнюю дочь Юлю. “Я стану таким же крутым физиком как ты, папа, и мы вместе раскроем все тайны!” Я ей посоветовал с такими заявлениями подождать лет до четырнадцати-шестнадцати, когда родители перестают восприниматься как авторитет и подросток ищет себе новый пример для подражания — но она только фыркнула…
Пришлось на секунду привалится к столбу армейской палатки-госпиталя, прикрыв глаза — затолкать назад в тот чулан подсознания, откуда они вырвались, страх, беспокойство и иррациональное желание бросить все и ринуться к родным. Не так-то просто быть холодной бесчувственной машиной разрубания октов. Кстати, о разрубании.
— Жаров здесь? Мне нужно его забрать и отвезти к новому пункту базирования разведроты…
— Здрас-сте! А тяжелораненые пусть помирают без ухода? — поток новоприбывших в медпункт наконец начал иссякать, и меня перебросили следить за прооперированным “тяжелыми”. Видимо, с диагностикой у меня хорошо получалось, оценили.
— А у меня приказ лично капитана Ильина, — устало и как-то равнодушно отозвался посланец. — Хотите оспорить, тащ старший лейтенант медицинской службы? Только письменно, пожалуйста.
Врач не ответил, только раздраженно отдернул полог палатки, входя.
