этого существа составляли служившие в нём люди. Наши правила и традиции были разумом и памятью этого существа. И, естественно, мы были верны ему. Как может быть левая нога неверна голове или правой руке? Мне уже казалось, что я вот-вот пойму нечто важное, прикоснусь к какому-то очень глубокому пережитому опыту. Не хватало совсем немного времени, как меня из состояния трансцендентальной мудрости выдернул металлический скрежет.
В Единстве я уже привык спать с оружием, поэтому однокаскадный гаусс-пистолет оказался в моей руке даже раньше, чем я проснулся. Хорошо ещё, что не выстрелил, потому что это была Виториа ван дер Аристер во всей красе. То есть, совершенно нагая с ворохом своего барахла в руках. Из тюка свисала портупея с ножнами. Это они скребли по камню. Она абсолютно не смущалась наготы в моём присутствии, чего нельзя было сказать обо мне. Убрав пистолет, я поспешил отвести взгляд от соблазнительных очертаний обнажённой женственной фигуры.
— Я такая страшная? — насмешливо спросило меня Ви.
Просто согласиться с ней, и этим завершить разговор не позволило наличие у девушки сабли, та хоть и покоилась сейчас в ножнах, но я прекрасно знал, что выпорхнет на волю за долю секунды. Есть древняя мудрость, звучащая так: у кого оружие тот и решает кто тут красивый. Кто я такой, спорить с древними мудрецами?
— Почему? — сонно ответил я. — Ты очень привлекательная девушка.
— А ты на меня, — не маскируя обиду в голосе, заметила Ви, — внимание совсем не обращаешь…
Бывают моменты, когда нужно побыть одному и совершенно не хочется разговаривать, но ван дер Аристер моя соратница, с которой мы уже побывали в бою, и неизвестно, как наша жизнь может сложиться дальше.
— Почему же, очень даже обращаю, но не показываю этого…
— Почему? — заинтересовалась девушка, устроив свои вещи на соседней лавке.
— Потому что я женат. — признался я.
— Глупости какие, ля, — фыркнула младший офицер. — Ты сильный мужчина и Восходящий. У тебя может быть столько женщин, сколько пожелаешь. Или твоя жена такая ревнивая, что ты её боишься?
Я улыбнулся подначке Ви.
— Нет, — ответил я. — Не боюсь. Просто у нас так принято.
— Как принято?
— После того как мы венчаемся, — спокойно ответил я. — Мы храним друг другу верность.
— Кир, я понимаю, что у небесных людей какие-то свои особые традиции там, где они живут, — запальчиво возразила Ви. — Но сейчас ты здесь, в Единстве. Тут другая жизнь и уклад другой. Кроме того, я никому не скажу, если ты болтать не станешь. Для меня это вообще мезальянс, хоть ты и рыцарь…
— В Единстве или нет, кем я буду после того, как поступлюсь своими принципами? — спокойно возразил я. — Кто меня будет уважать после того, как я сам утрачу уважение к себе? Извини, это я буду знать. Этого вполне достаточно.
— Кир, может, мы завтра погибнем лютой смертью! — воскликнула ван дер Аристер. — Так почему бы не взять от этой ночи всё сполна?
— Нет, я сказал. Давай спать.
— Да пошёл ты…
Она, повозившись, устроилась на своей лавке, накрылась своей кавалерийской шинелью и обижено засопела. Потом вроде бы пошмыгала носом, вероятно, жалея себя. А я ещё долго лежал, заложив руки за голову, вспоминая Светлану. Верней, перебирал те немногие мимолётные мгновенья, что мне удалось вспомнить. Она была очень красивой женщиной, но самое главное то, что она была моей. Увы, как я надеялся, но больше ничего припомнить про неё не удалось. Однако после того, как я уснул, мне приснился странный сон.
Теперь я точно знал, что любил побыть в одиночестве. Во сне я гулял по лесной тропке, вдыхая запахи хвои и слушая пенье птиц. А потом вышел к тихой лесной речке, устроившись на берегу, долго смотрел на воду, присев на поваленное дерево. Когда мне этого хватило, я собрался возвращаться домой, но лес за спиной оказался чужим и мёртвым. В нём больше не пели птицы, не стрекотали насекомые и не шумела листва. Лишь голые деревья тянулись к небу густого лилового цвета, в центре которого мрачно сиял Трон Вечности. Дальше я шёл между мёртвыми деревьями с обугленной и сорванной местами корой.
Куда?
Прочь из этого гиблого места.
Зачем?
Чтобы вернуться домой, к своей супруге.
Почему?
Это долг мужчины — возвращаться, даже если очень тяжело. Даже если хочется лечь тут и тихо сдохнуть.
Сон был тягучим, тяжёлым и закончился бестолково.
Меня тормошили за плечо.
— Кир… Да проснись, небесный!
— Виториа, мы, кажется, уже всё обсудили! — прорычал я.
— О Творящая! Какой же ты можешь быть нудный и несносный! — патетично воскликнула она. — Вставай, принцесса! Тревога, ля! Лядский форт атаковали лядские урги!
Мутное, далёкое мерцание Кругов Жизни на небосводе Единства сейчас мне напоминало не свет звёзд, а брошенную комом новогоднюю гирлянду. Из моего рта вырывались облака пара. Трескучий сухой морозец щипал за щёки и нос. Погода стояла ясная, и видимость была отличной.
Мы с Виторией стояли плечом к плечу на стене и прекрасно видели, что по почти гладкой равнине на нас надвигается. Это была масса всадников на тауро издалека казавшаяся монолитной и несокрушимо-однородной.
— Так кто первым стрелял? — снова спросила Ви. — Вы начали вести огонь или они?
— Они метать стрелы в наша наблюдатель… Все, кто на стене быть, стрелять и попадать. Вон ихняя.
Метрах в ста от стены действительно валялось несколько трупов ургов и тауро.
— Они за ваша придти! — обличающей дланю указал мне в грудь Зесс. — Ваша перевести к наш дом ихняя!
Я повернулся к нему всем корпусом и выпятив нижнюю челюсть, ответил:
— Ну ты-то Восходящий, сам подумай! Много вокруг удобных перевалов, чтобы преодолеть горы?
— Одна быть перевал…
— Сами они через него перебежали, а форт ваш стоит как бы не на пути у их орды! Вот, мы-то тут при чём?
— Сама они пузо греть в долина! — не согласился диг-воин. — Ваша разворошить и разозлить, ихняя. Поэтому ихняя здеся так быстро. Наша бы успеть уходить, если бы не ты и твоя бабёнка!
— Это ля как-то грубо сейчас было, — заметила ван дер Аристер. — Я ля шевалье, вообще-то.
— Твоя у себя в Поднебесная Аркадон шевалье, а здеся…
Заметив, как дёрнулась рука Ви к эфесу сабли, я рявкнул:
— Так, стоп! Унялись все! Зесс, если не наша новость о грозящей угрозе, это ты бы сейчас лежал и пузо чесал, а урги прихватили бы тебя тёпленьким…
Трансгуман набрал в грудь воздуха, чтобы мне возразить, но я не дал ему это сделать, продолжив свою мысль:
