id="id5">
Верховный никогда не принимал скоропалительных решений, но, однажды что-то решив, уже ни с кем не церемонился. Общеизвестно, что чем примитивней разум, тем сложнее с ним разговаривать с позиции логики, зато тем легче он усваивает уроки грубой силы. Туземцы, аборигены, дикари — народы, неразвитые физически и культурно, — по самой природе своей неспособны к цивилизованному диалогу, да и любой диалог может вестись только между равными, не так ли? В противном случае это банальный обман или самообман одной из сторон.
Чёрный Эну никуда не спешил и уже только поэтому никогда не опаздывал…
— Боевые киборги выполнили свою задачу?
— Да, бвана. — В словах владыки звучало скорее утверждение, чем вопрос, но слуги прекрасно знали, когда следует проявить дипломатическое раболепство. — Уничтожена небольшая конная группа местных туземцев, оказавших вооружённое сопротивление. Их тела сброшены в пропасть, а их головы послужат предупреждением всем остальным.
— Одному позволили уйти?
— Всё исполнено согласно вашему приказу.
— Лошади?
— В той же пропасти.
— Троих должны были взять живыми.
— Исполнено, о верховный.
— Их кровь?
— Будет подана сию же минуту.
Чёрный Эну откинулся в кресле, невольно облизнув тонкие губы. Голубая Тиамат — удивительная планета! Кроме золота и алмазов, здесь всегда можно найти вкуснейшую кровь, равной которой нет во всей вселенной…
* * *
Через полчасика все трое линейцев (то есть один казак и два недолинейца) плюс мутный, но образованный шайтан из местных смогли облегчённо выдохнуть. В конце концов, всегда приятно знать, что тебя убьют не сегодня и не вот тут прямо сейчас.
Пока ребята радостно обменивались личными впечатлениями от этого горячего дня, дед Ерошка отошёл в сторону, не сводя с нечистого Ахметки прищуренных глаз.
Тот, разумеется, сразу просёк пристальное внимание к своей скромной особе, натянул папаху на рога и честно пошёл сдаваться, плюхнувшись перед казаком на колени. До-о-олгую минуту стоял он так, ожидая решения своей судьбы…
— Из чьих будешь? — наконец сквозь зубы спросил старик.
— Мештный, с Хасавьюрта. Голодно у нас, штреляют многа, хотел на Линию пошмотреть…
— Чего на неё смотреть-то?
— За неё, — поправился шайтан.
Вновь повисла длинная многозначительная пауза.
— Так что ж, рази не ваши там балуют?
— Нет, чужие. Штрашные. Наши шами их боятшя.
— А ты не спужался, раз пришёл, так, что ль?
— Мы, мелкие шайтаны, не гордые. За дзиннами объедки потбираем, мертвесиной не брежгуем, человека нечестифого обмануть мозем, нафредить, расдосадовать, но так, стоб на куски порубить и голофы на колья — это не-е-е…
Дед Ерошка вздохнул, покачал бородой, порылся в глубоком кармане шаровар, выудил окаменевший сухарь, сдул с него прилипшие крошки и мох неизвестного происхождения, спросив:
— Голодный, поди?
Ахметка бросился вперёд на четвереньках, словно охотничий пёс, аккуратнейше взял крупными белыми зубами сухарь и, благодарно кланяясь, умёлся грызть его за дальний угол.
— Шикардос, а это вообще как соотносится с христианским вероисповеданием? — прошептал на ухо другу второкурсник. — Вроде бы так открыто подкармливать нечистую силу ни в одной религии не приветствуется.
Старый казак показал, что отлично всё слышит, но ничего не сказал. В его простом миропонимании никакого диссонанса не было: можешь накормить — накорми, можешь спасти — спаси, можешь помочь словом или делом, так помоги, чего встал-то?! Добро вернётся, когда и не ждёшь…
Все четверо понимали, что в ауле они застряли надолго. Как минимум до ночи, а там уже можно будет попробовать прорваться. Разумеется, их преследователи тоже никуда не ушли. Со стороны леса всё так же доносилось отдалённое конское ржание, а время от времени кто-либо из всадников выскакивал на дорогу и что-то кричал, грозно размахивая ружьём.
Устраивать долгую осаду абреки не стали бы: их сила в мобильности и неожиданности набега, а не в терпеливом выжидании. Горцы в массе своей народ горячий. Не получилось взять с наскока — скорее всего, отступят в ожидании другого, более подходящего случая. А может, и вовсе откажутся от своей затеи, переключившись на более беззащитную добычу. Жизнь абреков коротка, словно вспышка выстрела, и уж что-что, а терпение никак не входит в главный список их добродетелей.
Поэтому спустя недолгое время дед Ерошка дал команду:
— Пошли, что ль! Надобно ночлег найти. А там от тока бы до рассвета выстоять, уж по утреннему туману как есть утекём. Ну, в край, на слом пойдём!
— Сломаемся, что ли?
— Балда! На слом пойти — стало быть, напролом, в атаку, не думая, а там дай бог силы!
— Ах, это… — важно протянул Барлога, делая вид, что просто не расслышал, а так знал, конечно.
Впрочем, обмануть ему не удалось никого, даже себя. Настоящие друзья всегда простят или не заметят твою ошибку, особенно если совершена она по случайной глупости, недомыслию или самомнению. С собой любимым в этом плане попроще: себя и обмануть, и простить легко.
Старый пластун пошёл первым, за ним господин Кочесоков, следом шайтан Ахметка, а замыкающим был Василий Барлога. Бывший студент-второкурсник закинул разряженное ружье за спину и вытащил из ножен тяжёлую саблю, думая, что если уж один раз чуть было не зарубил ею неподвижный предмет, то наверняка уже может записать себя в опытные фехтовальщики.
Первым делом дед Ерошка показал сарай, куда завёл лошадей.
— Стало быть, расседлать, ослобонить, обиходить!
Студенты вновь с опаской уставились на собственных скакунов.
— Да не колготитесь вы зазря! Лошади от седла да узды освободится — тока радость одна. Смотрите оба, два раза-от показывать не стану!
Старик ловко расседлал своего коня, вытер ему спину рукавом черкески, потрепал по холке, обнял, что-то шепча на ухо, а потом угостил его кусочком жёлтого сахара. Могучий жеребец ластился к нему, как собачонка. Вроде как выглядело это не очень сложно, и ребята заметно приободрились.
И действительно, всё прошло как по маслу. Буланый не включал дурачка, а вороной хоть и делал страшные глаза, скаля зубы, но ни разу даже не попытался тяпнуть хозяина.
— Эй, уважаимый, падскажи, пажалуйста, ради Аллаха, чито на ухо ему шептать? — осторожно обнимая своего коня за крутую шею, уточнил Заурбек.
— Ну, а что парни-то девкам шепчут?! — хмыкнул в усы дед Ерошка. — Тут ить сам смысл не в словах, а тоне. Главное дело, чтоб звучало ласково! Скотина — она ласку любит…
— Девки, ласка, скотина, любят… Сплошной моральный абьюз! — задумчиво сложил два и два подпоручик. — Ох, дедушка, феминисток на вас нету!
— А энто что за твари божьи?
— Точно нету…
Смотавшийся куда-то шайтан объявил, что на окраине аула протекает река. Ну, не так чтоб совсем уж река, курица вброд перейти может, однако
