– Мэра муромского? – уточнил Стас.
Доктор уже снял бинты и начал обрабатывать швы спиртовым раствором.
– Его-его. Ну и, сами понимаете, карьера моя стремительно понеслась под откос. Да что там, у меня замаячила на горизонте вполне реальная перспектива вместо ступеней карьерной лестницы по ступеням эшафота подняться. Но закончилось все не столь драматично – дали мне день на то, чтобы собрать вещички и убраться из города. Я тогда, признаться, даже рад был, как-никак, жив остался, но нервы мне изрядно потрепали. Хорошо, хоть семьей обзавестись не успел, а то ведь… Так-то вот – тридцать лет безупречной службы, и коленом под зад. Извините.
– Да, грустно. А в отряд-то вы как попали?
– Случайно. Когда меня из Мурома выгнали, я с первым же подвернувшимся обозом во Владимир отправился. Не в трущобах же пригородных гнить. Но и тут моя черная полоса не закончилась. На обоз напали, сами понимаете кто, меня чуть было в расход не пустили. Слава богу – догадался объяснить, что я врач, что могу быть полезен. С тех пор и живу здесь, на базе. Первое время, конечно, тяжко было. Не мой это круг общения, да и находился я здесь на птичьих правах, как пленный. Но потом привык, своим стал до некоторой степени. – Доктор невесело усмехнулся. – По крайней мере, здесь меня ценят, да и живется в принципе неплохо.
– Неужели не тянет в город?
– Вы знаете, нет, не тянет уже. Общения нормального, конечно, не хватает. Я здесь в основном только с командиром и разговариваю, а с остальными – так… по необходимости только. Но это терпимо. С вами вот побеседовал, мне теперь на неделю хватит. Жаль только, что друзья все в Муроме остались. Как там у них? Ну, ладно, что-то мы с вами отвлеклись. Рану я вашу промыл, рана хорошая.
– Бывают хорошие раны?
– Да, бывают, – покивал доктор, завязывая концы бинтов. – Поверьте, мне есть с чем сравнивать. Повязку нужно будет менять каждые два дня, не реже.
– А вы разве этим заниматься уже не планируете? – попытался Стас разведать обстановку наводящим вопросом.
– Имею подозрения, что нет.
– Доктор, чего долго так? – В проеме между дверью и косяком появилось широкое скуластое лицо с приплюснутым носом. – Командир сердится.
– Мы уже закончили, – ответил Лаврентий Кузьмич. – Можешь здесь подождать.
– Ага, подожду. – Дверь открылась, и монгол вошел в избу. – Я эта… одежку принес, тут положу.
Стас подвигал плечами, проверяя свежие бинты, взял из стопки одежды свои штаны и нахмурился, пытаясь вспомнить, когда же он успел их снять.
– Я портки тоже постирал, – ответил монгол, предугадав вопрос. – Сильно грязные были, все кровью заляпанные. В карманах на месте все, я назад положил.
Стас недоверчиво поглядел на скалящегося круглолицего человека с едва заметными щелками глаз, а потом натянул штаны. Они действительно оказались чистыми, и, что самое удивительное, все содержимое карманов осталось на месте. Рубашка и куртка также были постираны и даже заштопаны. Облачившись в обновленный гардероб, Стас зашнуровал ботинки, одернул куртку и с выражением готовности к дальнейшим действиям посмотрел на монгола.
– За мной иди, – позвал тот, – командир ждет уже.
Стас молча пожал доктору руку, кивнул и вышел.
Утро встретило его свежей прохладой и туманом. Старые ели-великаны с почти черной хвоей, окружающие базу, в белесой дымке выглядели еще более величественно, чем накануне вечером. Стас шагал за монголом по тропинке, среди низкорослой травы, покрытой росой, и внимательно поглядывал вокруг, стараясь запомнить как можно больше подробностей. Делал он это скорее по привычке, нежели осознанно, как всегда поступал в новых, незнакомых местах. Передвигаться было больно, каждый шаг отзывался ломотой в покореженных ребрах, но терпимо.
База больше напоминала обычную деревню, чем военный лагерь. Прямая, относительно широкая улица, полтора десятка изб по обе стороны. Сквозь кусты можжевельника просвечивает невысокий частокол. То тут, то там – угрюмые спросонья мужики в телогрейках и бушлатах носят воду, чистят лошадей, смазывают телеги. Смотрят косо, недоверчиво. Древний дед с солидной, окладистой бородой сидит на крыльце слегка покосившейся избушки, стучит молотком по каблуку, сапог чинит. Завидев монгола со Стасом, дед перестает стучать и, прищурив слезящиеся глаза под густыми бровями, следит за непрошеным гостем. Усы его медленно и едва различимо шевелятся под неразборчивое ворчание. На завалинке примостился тот самый молчаливый парнишка с фингалом, усердно чистит вертикалку, крутит ее в руках, взвешивает, улыбается. Ему, похоже, ни до чего другого и дела нет.
– Сюда нам. – Монгол махнул рукой на избу в середине улицы, ничем особым не приметную, разве что ставнями на окнах. – Командир тут.
Стас поднялся на высокое крыльцо следом за провожатым.
– Командир, я привел. – Монгол перешагнул порог, жестом пригласил Стаса внутрь и, дождавшись, когда тот войдет, покинул помещение.
Комната была большая и хорошо отделанная. На стенах, обитых мореной вагонкой, красовались охотничьи трофеи: лосиные рога, голова вепря с пятнадцатисантиметровыми бивнями, черепа, некоторые из которых имели весьма причудливые очертания. У противоположной входу стены стоял массивный сервант, заполненный книгами. Слева разместился большой письменный стол с обитой зеленым сукном столешницей. Прямо перед ним на дощатом полу лежала шкура волколака, а на ней, сверкая начищенными сапогами, стоял командир и вертел в руках СВУ с камуфляжной черно-кирпичной раскраской.
Мельком взглянув на Стаса, командир повернулся к нему спиной, широким чеканным шагом проследовал к столу, обошел его и повесил винтовку на кованые крюки, вмонтированные в резное деревянное панно. Стас присмотрелся и прочел под СВУ рельефную надпись: «Рейдерам от муромских гвардейцев. Мертвые и благодарные».
– Нравится? – спросил командир, усаживаясь в кресло.
– Неплохой агрегат, но точность слегка хромает, – блеснул Стас познаниями. – Я бы предпочел СВД.
Командир приподнял брови, изобразив легкое удивление.
– Доводилось общаться? – указал он рукою на предмет обсуждения, поблескивающий свежей смазкой.
– Доводилось. Один раз.
– Как звать? – резко сменил тему командир.
– Стас.
– Сразу хочу расставить точки над «i». Стас, ты мне не нравишься. Если по-хорошему, то таких, как ты, нужно давить. Лично для меня ваша прослойка олицетворяет все худшее в людях. Вы – стервятники, слетающиеся на кровь. Причем вам абсолютно наплевать на происхождение этой самой крови. Мрази и выродки. Я больше чем уверен, что твоя мать подохла где-нибудь в грязных трущобах под Владимиром, пока ты просаживал с блядьми деньги, полученные за резню в очередной деревушке, поля которой приглянулись ее более богатым и сильным соседям. – Командир замолчал и, не моргая, уставился на объект своего негодования, ожидая ответной реакции.
