«С чего такая честь?» — удивился я.
«Ты знаешь заклинания Судьбы».
«Арагорн — судьба?»
В ответ раздались звуки, которые, наверно, слышат погибающие под камнепадом бедолаги за миг до того, как их накроет лавиной. Я даже не сразу понял, что это — смех:
«Арагорн — Игрок. Судьба к нему благосклонна. Да и ты с ней на короткой ноге».
Чем дальше, тем интереснее! Апа-Шер считает, что я — колдун. Земля — что я знаюсь с какой-то Судьбой, причем дама эта, кажется, весьма крута…
«И что мне теперь со всем этим делать?» — жалобно подумал я.
«То, что ты и так собирался».
Более конкретным указанием на необходимость отправиться в путь был бы лишь физический пинок в задницу. Причем я знал, куда мне нужно, — к озеру Асан. Туда, где, по словам Апа-Шер, никого не осталось в живых.
Ехать, конечно, туда не хотелось. Но что еще делать?
В общем, через пару дней я был уже в дороге. На прощание Апа-Шер набила мне сумку готовыми лекарствами, женщины притащили пару тюков с продуктами и мех с водой, Жужука всплакнула… Самое странное для меня было то, что никто меня не спрашивал, куда и зачем я еду. Лишь Жужука, улучив минуту, шепнула на ухо:
— Мать говорит, что ты не вернешься. Но я тебя найду и открою тебе тайну.
Черт, и здесь тайны. Все знают больше меня, но никто не удосужится поговорить начистоту. Вот и с проводами. Видимо, старуха провела со своими подопечными воспитательную беседу. Откуда ей что-то известно? Ну, это понятно. Апа-Шер поклоняется Степной Хозяйке. Если здешние боги так запросто болтают с совершенно посторонними для них существами вроде меня, то уж своей адептке Земля-Матушка вполне могла сообщить, что я отправляюсь не просто так на прогулку, а спасать ее, любимую, от невиданной опасности. А вот меня бы еще в известность заранее поставить…
И вот теперь я все же ехал в направлении гор. Туда, куда я собрался, мне совершенно не хотелось, но другого выхода не было.
Маня, понимая мое настроение, не спешил. Трусил мелкой рысцой, всем своим видом показывая, что готов бежать так до бесконечности. Дорога то взбегала на холм, то спускалась в долину. То там, то тут можно было видеть стада овец или гарцующих на волках орков. Кое-где попадались выходы базальта и скальные останцы — причудливые камни, торчащие словно клыки мертвого зверя, — иссеченные ветрами, изгрызенные временем. Серебристый ковыль, бурые и серо-зеленые камни, белесое небо… И вязкая, тягучая, плотная тишина, которую нарушал лишь тихий шорох травы или редкие посвисты птиц в небе.
Только в степи по-настоящему чувствуешь, как ты мал по сравнению с огромным миром вокруг. Только степь дает ощущение вечности, на фоне которого ты — крохотная песчинка в старинных часах, сорвавшийся с ветки сухой листок, мотылек-однодневка. Нет разницы между сроком человеческой — или орочьей — жизни и теми мгновениями, за которые стекшая с колодезной бадейки капля, сверкнув на солнце, упадет на землю. И то, и другое — конечно. Ты достал из колодца воду, перелил ее в мех, с сожалением взглянул на темное пятно в дорожной пыли — там, куда попала выплеснувшаяся из ведра вода. А жизнь разве дольше? Вот ты родился — а вот тебя уже хоронят и с таким же мимолетным сожалением вспоминают: жил такой Мышкун, добрый старик, лечить умел…
Нет, мне обычно не свойственны мысли о вечном. Но одиночество в степи — это особое состояние. Тем более что дорога в первые дни была безопасна, так что можно было забивать голову любой ерундой. Ближайшие к ставке Гырбаша земли принадлежали клану Седых Волков, так что тревожиться мне пока было рано. Только за старым городом, как сказала Апа-Шер, начинаются владения Красных Псов. Но они — союзники, так что меня тоже никто не обидит. А вот дальше будут пустые земли. Возле озера сейчас никто не селится.
До старого города на границе с соседним кланом я добрался к вечеру третьего дня. Сразу даже и не понял, что эти руины были когда-то чьим-то обиталищем. Я уже привык к глиняным стенам и крышам из шкур. Здесь же исполинские гранитные блоки были составлены один на другой, словно какой-то младенец-гигант играл в кубики. Город походил на скопление останцов. Но правильные формы камней говорили о том, что они обработаны руками разумных существ. Время сгладило острые углы, стерло большую часть украшений на стенах. Но кое-что все-таки оказалось можно разобрать. В выемках и выступах на камне угадывались контуры цветов и листьев. И еще было похоже, что когда-то очень давно здесь произошло что-то, сравнимое с взрывом доброй сотни авиационных бомб. Гранитные осколки перегораживали улицы, кое-где превращаясь в настоящие баррикады. Часть домов рассыпалась щебнем, от большинства остались лишь фундаменты, но некоторые сохранились почти целиком.
Я спешился и, придерживая Маню за седло, заглянул в то, что принял за дверной проем. Конечно, ничего, кроме песка и обломков камня, внутри не обнаружилось. Но мне по земной еще привычке вдруг захотелось переночевать под защитой стен.
Мой гиено-волк, чьему чутью на опасность я привык доверять, не проявлял беспокойства. Старый город определенно нравился ему. Поэтому я выбрал лучше остальных сохранившийся дом и, разгрузив и расседлав Маню, занялся ужином.
Для того чтобы вскипятить немного воды в котелке, мне хватило того хвороста, который я предусмотрительно набрал еще днем в березовой рощице, да нарезанных неподалеку сухих стеблей прошлогодней то ли полыни, то ли конопли. Кто его знает, что растет здесь на перемешанной с камнем земле? Но это все же лучше, чем кизяк. У Апа-Шер готовили на нем, а я все никак не мог привыкнуть.
Маня, тщательно обнюхав все углы в доме и слопав выделенный ему кусок сушеного мяса, умчался куда-то по своим делам. Я пил травяной отвар, чувствуя все нарастающую тревогу.
Достав из сумки один из флакончиков, я плеснул немного жидкости на засыпанный песком пол. Она моментально впиталась, осталось чуть поблескивающее пятнышко. По словам Апа-Шер, это снадобье — любимое лакомство мелких духов, присматривающих за тем или иным куском земли. В старом городе наверняка водились не только обычные для степи полуденники и холмовники, но и кое-кто посерьезнее.
Я вспомнил, с каким скепсисом слушал рассуждения старухи о духах земли. Но сейчас мне почему-то верилось в слова знахарки. В конце концов, если в этом мире есть вполне реальные боги, то почему не существовать и всевозможным духам? Орки считают, что эти создания не злы и не добры, но с ними можно договориться, угостив чем-нибудь подходящим.
Я четко произнес просьбу о покровительстве в этих стенах и вылил в песок еще немного жидкости из флакончика. В отличие от первого раза она не впиталась в землю, а полыхнула голубым огнем, рассыпав вокруг холодные искры.
