И сразу же раздался тихий шепот:
— Будь покоен, путник, на моей земле.
— Благодарю тебя, хозяин! — отозвался я. — Пусть будет к тебе благосклонна Судьба!
Шепот, шорох, ощущение коснувшегося лица легкого ветерка — и все стихло.
Я расстелил одеяло, закутался в него, подложил под голову шапку и моментально заснул.
Черен червь чертога,
Точит прочный камень.
Канет ночь в пучину,
Катит коло солнца,
Стены в сети трещин,
Твердь песком струится,
И лишь куча щебня,
Где был гордый замок.
Голоса шептали, перекликались, звали… Я брел в тумане, не различая, где верх, а где низ. Только каменистая почва под ногами давала хоть какой-то ориентир. Ее прочность была реальной. И еще — я откуда-то знал, что эта дорога сквозь бездну не изменится, пока я не захочу этого.
В голове крутились мысли о бренности всего живого, о том, что любой мир в конце концов устает и рассыпается в пыль. Существование мира — такая же капля, как жизнь человека — или орка, неважно…
Вдруг я почувствовал, что уже не один на этой дороге. Рядом со мной шла женщина. Сказать, что она была красавицей, — это ничего не сказать. Она была похожа на отфотошопленную фотографию из глянцевого журнала. Все, что мешает, убрано, все, что привлекает, усилено.
Наверное, именно такой видела себя в своих мечтах Аданэль.
У моей неожиданной спутницы была великолепная фигура. Черное с красным платье соблазнительно обтягивало ее талию, такую тонкую, что я мог бы обхватить ее ладонями, а выступающие соблазнительными холмами груди — белые и полные. Глубокое декольте позволяло видеть даже ямочку между ними — «дорогу страсти», как писали в старых балладах. Платье было таким открытым, что казалось — еще чуть-чуть, и наружу вырвутся непокорные соски. Но чуда не происходило, и я поднял глаза выше. Гордая шея, мраморно-белая кожа лица, волны черных кудрей, ниспадающих на плечи… Глаза… Нет, я так и не понял, какого они цвета — синие или черные. Нереально длинные ресницы отбрасывали густую тень. Да и не хотелось мне почему-то смотреть в глаза этой женщине. А вот полные чувственные губы вызывали желание впиться в них поцелуем. Казалось, они только и ждут этого, именно для этого и созданы…
Дав рассмотреть себя как следует, женщина задумчиво, словно ни к кому не обращаясь, спросила:
— Уверен ли ты, смертный, в выбранном пути?
«Еще одна богиня на мою голову», — подумал я.
Но вслух ответил:
— Я никогда ни в чем не уверен, о, прекраснейшая!
— Так зачем же ты спешишь, ускоряя свою гибель?
— Без движения нет жизни, — решил пофилософствовать я.
А что? Пусть я выгляжу как зеленая мартышка, но, может, красавица купится на изысканные речи?
— О, как ты прав, смертный! Только движение, только бесконечная изменчивость — основа всего и вся. Любые границы — это смерть. Любые законы сдерживают развитие. Эпоха сменяет эпоху, форма меняется на бесформие, из которого вырастают новые формы, старое разрушается. Его место занимает юное и более сильное. Зачем тебе этот ветхий мир? Разреши событиям идти своим чередом.
Мысли у меня в голове метались, словно хомяки в банке, когда рядом появляется кошка. Дамочка и права, и не права одновременно. Жизнь — это сложно организованная материя, которая существует по строгим законам и ограничена в пространстве. Форма не может изменяться бесконечно, в конце концов она превращается в свою противоположность. Здоровая клетка, изменившись до состояния «не такая, как все», становится раковой…
Поэтому я молчал.
— Ты согласен со мной, смертный? — величественно повернула ко мне голову женщина. — Или ты посмеешь спорить?
— Я никогда не спорю с такими красивыми женщинами, как вы. Даже если они не правы, — усмехнулся я. — Как говорится, если дама сделала глупость, извинись перед ней, а то будет хуже.
В руках у красавицы появился веер: черные, карминные и ярко-розовые перья. Женщина гневно ударила им себя по ладони:
— Проклятый сексист!
— Я — орк, мадам, — я пожал плечами.
— Грязный, тупой сексист, не способный к творческой мысли! Свинья в облике разумного существа!
Размахнувшись, красотка попыталась отвесить мне пощечину. Я перехватил ее руку и нежно поцеловал. Правда, для этого пришлось сжать ей запястье так, что, наверное, на коже останутся синяки.
Женщина вырвалась, отскочила на шаг:
— Я тебе никогда не прощу моего унижения!
— О, как вы прекрасны, мадам!
Я попытался хоть как-то исправить дурацкую ситуацию. Какая-то странная дамочка, я ей комплименты говорю, а она дергается.
— Если вам будет приятно, ударьте меня, любое ваше прикосновение — это как касание розового лепестка…
Я всегда знал, что я — идиот. Теперь в очередной раз убедился в этом. Она же ударила! Да так, что я очнулся на полу разрушенного здания с ощущением, будто меня лягнула лошадь.
Дотянувшись до фляги, я сделал несколько глотков травяного отвара. Голова гудела и раскалывалась, словно внутри работали отбойный молоток на пару с «болгаркой», но старухино зелье привело меня в чувство. Я осмотрелся.
Неизвестно когда вернувшийся Маня дрых у двери. Небо уже посерело, так что я решил не ложиться больше спать. Развел костерок, разогрел остатки вчерашнего травяного отвара, достал из сумки сушеное мясо и лепешки. Ненасытный Маня, как только почувствовал мое шевеление, подобрался поближе к костру. Видимо, рассчитывал, что я угощу его. Но что-то вдруг привлекло внимание пса. Он обежал углы комнаты, нырнул в проход, ведущий в более разрушенную часть здания, и сразу же вернулся, держа в зубах здоровенную змею. Двухметровая кобра была мертва — голова размозжена в лепешку, «капюшон» порван, тело безвольно болтается.
Гиено-волк гордо положил труп у моих ног. Умерла тварь совсем недавно — даже кровь не успела запечься.
— Это ты ее так? — удивленно спросил я у Мани.
Действительно, когда бы он успел? Отсутствовал всего мгновение, а с такой тварью враз не справиться. Но мое «транспортное средство» отрицательно помотало головой и подняло глаза наверх.
— Дух места? — продолжал гадать я.
Что ж, надо поблагодарить хозяина. Я капнул на песок еще немного «угощения для духов».
— Нет, это не я, это Судьба, — зашелестело в ответ. — Камню давно пришла пора упасть, и когда убийца дотронулся до него, произошло то, что должно было произойти. Я не стал тебя будить…
Опять Судьба! При этом о ней все говорят с затаенным страхом и считают, что я как-то могу на нее воздействовать…
