правду Иоганн говорил. Прелесть, да и только! Чвак-чвак копытушками…
Наступила темнота, но впереди уже слышалось журчание Быстрянки. За рекой светились окна изб, звучали голоса детей, отправленных встречать кормилиц. И коровы ускорили шаг. Одна за другой шли они через брод, выбирались на противоположный берег. Мотали головами, словно отгоняя наваждение, начинали подавать голос. Для них приключение закончилось. Но не для Иржи. И Рыжуху он еще не пускал, держал за рог.
Здесь, у самой деревни, еще меньше, чем на выпасе, хотелось получить стрелу в спину. Иржи торопливо соображал, что же делать-то с больным, который так некстати на него свалился, и, судя по всему, мог не дожить до рассвета. Если попросить у Иоганна лошадь и отправиться в соседний Геймель, то доктор, пусть даже выедет немедленно, до Быстрянки доберется не раньше, чем к середине завтрашнего дня. Слишком поздно. Да и платить кто будет?
Человек на Рыжей хрипло, с присвистом, закашлялся, а потом застонал. Жалобно так. Иржи понял, что бросить его не сможет. Он поправил сползший полушубок и горестно упрекнул за все неприятности того, кто управляет судьбами. Выход, в сущности, оставался только один. От воспоминания о приключениях Тео на душе сделалось нехорошо. Но Иржи подтолкнул корову в сторону мельницы.
* * *
Дождь усилился, к ночи похолодало. Дрожа в мокрой рубашке, в липнущих к ногам штанах, Иржи пробирался сквозь прибрежный тальник по плохо различимой тропке. Он все время задирал голову: тропинка шла как раз мимо того склона Замковой горы, откуда они с Иоганном спускались несколько ночей назад. Тоже еще страсть! Но если не считать шума дождя, все было тихо, ничто не напоминало о сумасшедшей ночи. Будто и впрямь не было ничего, словно все приснилось. Только на ладонях содранная веревкой кожа не успела еще зарасти.
Перед плотиной Рыжая заупрямилась. Выругавшись, Иржи взвалил на себя и незнакомца, и еще более тяжелый, насквозь пропитанный водой полушубок. Почти в полной тьме, лишь слегка разжиженной отсветами деревенских огней, он ступил на узкую плотину. Внизу шумела вода. Два десятка скользких, неверных шагов довели его до полного изнеможения. Он просто упал, как только оказался на островке.
Дверь мельницы отворилась сразу, на первый стук. Ждали его, что ли? Иржи отпрянул. Нет, ну это что еще за страсти! На пороге стояла вовсе не старая Промеха, а совсем молодая девушка с фонарем в руке. Была она в белой мужской рубашке и в брюках для верховой езды. Такие вот фокусы.
– Ой, – сказала девушка.
Иржи никак не предполагал, что сам кого-то напугает в этот славный вечер. Дела…
– Неплохая нынче погодка, – кашлянув, заявил он.
– Вы так считаете? – изумилась девушка.
– А я вас представлял по-другому.
– Откуда вы обо мне знаете?
– Кто ж вас не знает.
– О, да вы льстец!
– Льстец? Здра-авствуйте…
В это время под полушубком закашлялся незнакомец.
– Здравствуйте, – испуганно сказала девушка. – Что вам нужно, сударь?
– Видите ли, фрау Промеха…
– Что? Я не фрау Промеха!
– Разве? А кто?
Вместо ответа перед Иржи захлопнулась дверь. Скрежетнули засовы.
– И что ты здесь делаешь, пастух? – резко спросили сбоку.
Иржи пожалел, что не надел свой крестик туда, куда полагалось. Его в упор рассматривала жующая лошадиная морда. Колдовство чистейшее! Опять влип… Он перекрестился слева направо, а потом справа налево, так как не помнил, что правильнее.
– Ладно, не бойся, – сказала Промеха, выходя из-за лошади.
– И н-не думал.
– Да, мыслей на твоем лице я тоже не приметила. Кого принес?
– Не знаю. По дороге нашел. Помирает он.
– Прямо помирает?
Старуха подошла к незнакомцу и подняла ворот полушубка.
– М-да. Выглядит не лучшим образом.
Она постучала в дверь.
– Who's there?
– Камея, это я. Open please.
Дверь осторожно приоткрылась.
– Заноси, пастух, – сказала Промеха.
– Thank you for the invitation.
Промеха секунду молчала, потом рассмеялась.
– А ты за словом в карман не лезешь, – сказала она. – Кто тебя учил староанглийскому?
– Отец.
– И что, пригождается при выпасе?
– Как видите, – сердито ответил Иржи.
– Хугиссу, – сказал Хзюка. – Мосос! Ну и ну. Тебя совсем нельзя оставлять без присмотра, о Мартин. Ты же всех хачичеев переколотишь! Что тогда сивам делать?
Они стояли над убитым.
– Знаешь, что это такое?
Мартин чувствовал себя совершенно опустошенным. Он повертел вещицу в руках.
– Браслет. Золотой, кажется.
Хзюка квакнул.
– Правильно. Больше ничего не знаешь?
– Ну, наверное, такой браслет хачичеи дают не каждому воину.
Хзюка квакнул два раза.
– Да уж, не каждому. Эти браслеты носят воины личной сотни машиша Хо, верховного вождя хачичеев. Страшные головорезы. Лучшие из лучших. Видишь насечки? Каждая черточка означает лично убитого врага, а их здесь сорок шесть, кажется. Нет, сорок семь. У меня такого счета нет, Мартин. И такого браслета.
Мартин пожал плечами.
– Возьми себе.
Хзюка развел обе руки в стороны, что означало крайнее недоумение.
– Военную добычу никому не дарят. Нельзя. Как же ты прожил с нами столько времени и не знаешь? Это очень оскорбительно дарить боевой трофей другому. Это значит, что у другого нет храбрости. А у меня она немного есть, я так думаю.
Мартин стукнул свой живот.
– Извини, о Хзюка. Я же не участвовал в ваших войнах.
– А у вас разве не бывает войн?
– Бывают. Но не часто. И у нас другие обычаи.
– Эх, мягкотелый. Давай руку. Не эту, левую.
Мартин протянул руку. Хзюка надел браслет.
– Он твой по праву. Хороший был выстрел. Ночью, в темноте, и прямо в горло.
– Ты меня учил.
– А ты учился. Теперь, если попадешься хачичеям в лапы, они отнесутся к тебе с большим уважением.
– И в чем оно заключается? – подозрительно осведомился Мартин.
Хзюка заквакал.
– Ну, на казнь соберется вся личная сотня Хо. А из твоего черепа для хач-машиша сделают чашу. Я так думаю, черепа мягкотелого у него еще нет.
Мартина передернуло. Он снял браслет и размахнулся.
– Э! – сказал Хзюка. – Не вздумай. Ты чего?
– Не желаю я почестей.
– А без почестей тебя возьмут, да и съедят.
– Великий Мосос… Хачичеи и это могут?
– Запросто. Дикие они, не то, что сивы.
Мартин оглядел мрачный ночной лес. Он уже не был тихим. С разных сторон слышались шорохи, писк, а из болота доносилось смачное хрумкание. Милые такие звуки простодушной эволюции доносились.
– Умеешь ты развеселить, о Хзюка.
– Это жизнь такая веселая. Вот, хочется поспать, но пора ехать.
– Через брод? – спросил Мартин поеживаясь.
– Сих. Через брод мы здесь не пройдем. Охраняется. Сотня воинов. Они уже знают про нас. Прискакали, пока мы возились с деревягами.
