плоть особо не требуется — управимся быстро.
Лекарь подошёл к успевшему исполнить приказ Халашу, присел рядом и положил руку мелкому на спину, в район поясницы.
— Вижу. Да, — кивнул одарённый. — В три минуты поправим. Цена, как условились. Должно хватить на обоих.
Тишина, хоть сверчков лови. Все, кто где сидел, стоял, замерли. Дышать боимся, смотрим во все глаза. Но смотреть не на что. Ни тебе колдовского свечения, ни потрескивания, как от Чоповских молний, ни, каких других чудес, что работу бы дара выдали. Держит руку, глаза зажмурил — и всё. Казалось бы, за что золотой здесь платить? За три минуты работы-то?
Ан нет, Айк мне всё объяснил — у этого лекаря дар неделю восстанавливается. Очень быстро себя выжимает, врачуя — и жди потом, когда сосуд дара снова заполнится. Потому и цена высока. Мог бы с утра до ночи лечить, весь бы Мун наш от калек, да болезных избавил бы. Он ведь любой недуг победить способен. Хоть то хворь, хоть то выбитый глаз, хоть с оторванной зверем ногой к нему приходи. Последнее правда за раз не излечишь — несколько подходов понадобится. И цена там другая, понятно.
— Готово, — открыл глаза лекарь. — Вставай, мальчик.
— Как… Я…
Халаш приподнялся на руках, оглянулся. И, вдруг, резко дёрнул ногой.
— Могу!
Малый крутнулся на лавке. Ноги мальчишки опустились на пол.
— Могу! Могу! — заорал Халаш и, вскочив с лавки, шагнул.
— Не так быстро!
Но окрик лекаря запоздал. Колени мальца подогнулись, и он рухнул на пол.
— Сначала осторожнее надо. Мышцы ослабли. Понадобится время, чтобы силы вернулись.
— Спасибо! Спасибо!
Халаш уже встал на колени. В глазах ни слезинки — даже счастье не способно заставить нашего Халаша плакать — но сияет, как летнее солнце. Вейка рядом — пытается подать руку. Куда там. Отмахнулся, опёрся о лавку, сам встал. Вдоль стены — шаг за шагом ко мне.
— Я знал, что не врёшь.
Добрёл, стиснул в объятиях.
— А я говорил, что мне помощь нужна. Всё не свалишь на баб. Чтобы через неделю барашком скакал.
— Поскачу. Обещаю!
И, пока мелкие облепили вернувшего себе ноги мальчишку, снова перевожу взгляд на лекаря, что с улыбкой молчит, наблюдает за нашими нюнями.
— Ну, что, сударь, как у вас с даром? На второго паци… поци… больного осталось?
— Есть немного, — кивает тот. — С такой мелочью должны уложиться.
Это очень хорошо. Если бы не хватило у лекаря силы, мне пришлось бы доплачивать и через неделю опять кошелёк открывать. Так же в золотой, сколько стоит его полная порция лекарства, уложусь, как и было задумано.
— Вея, будь добра, подойди.
— Я? Что? — удивляется дурочка.
— Ваш черёд, барышня, — манит её к себе лекарь. — Надо вашу улыбку подправить. Такой красавице негоже своего смеха стесняться. Прошу.
* * *
Таким чёрным, как смоль, волосам впору и Вепрю завидовать. Толстая тройная коса, что спускается ниже тонкой осиной талии, переплетена голубыми лентами. Брови — уголь, ресницы — сама густота. В глазах тёмная зелень хвои, губы — алая кровь, зубки — бель, без единой желтинки. Столь красивых женщин я в жизни не видел. Грудь полна, ног под юбкой не видно почти, но понятно, что длинные жуть. Сама тоже стройна, высока. Спина ровная, руки — один к одному ноготочек острёный с губами по цвету. Ничего тут не скажешь — Вепрю пара достойная.
— Познакомься, Китар — это Лина. Айка мать, моя женщина.
Будто я не знаю. Не раз уже видел. Не говорил прежде только, и за руку так вот подводят впервые.
— Очень приятно, сударыня, — отвесил я земной поклон. — Сын ваш вот такой парень, — разогнувшись, выставил я большой палец. — Спасибо, что позволяете ему помогать нам.
Женщина рассмеялась.
— Позволяю? Ну, насмешил. Это он позволяет Хайдару делать вид, что с его указания с вами возится. Айк у нас сам себе хозяин. Помогает вам лишь потому, что сам хочет помочь. Кажется, девушку Веней зовут…
— Веей, — поправил я.
Теперь ясно от кого Айку его, что весёлость, что чернявость достались. А голос у неё красив, как и всё остальное.
— Нет, я точно их имён не запомню, — повернулась женщина к Вепрю. — Их пятнадцать же?
— Столько, — кивнул охотник. — Но всех запоминать и не надо. Вот этого только, — хохотнув, ткнул в меня пальцем Вепрь. — Все имена на бумаге записаны. Ты же только на бумаге для них опекунша. Так Китар сам со всем разберётся. Ты на рост не смотри. В этом детском тельце прячется взрослый мужик.
Опекунша… Как так-то? Вепрь же наш опекун.
— Да я знаю. Мне Айк уже с этими детьми все уши прожужжал.
Руки Лины легли мне на плечи.
— Не переживай, мальчик. Надоедать вам не буду. Живите, как хотите, и дальше. С Айком вы, похоже, сдружились. Если что-то будет нужно — поможет. Если возникнет нужда — не стесняйся обращаться ко мне. В память о Хайдаре не откажу.
— В память о Хайдаре, — невесело пробурчал Вепрь. — Вот не начинай только снова. Не на Небо ухожу. На Землю. И ты знала, что этим закончится, женщина. У меня одна жена — Путь. И тебя не обидел, небось.
— Дурак! — шмыгнула носом женщина и, прикрыв лицо ладонью, отвернулась от нас. — Была рада знакомству, Китар. Не прощаемся.
Лина смахнула рукой набежавшую слезу и быстрым шагом двинулась к ведущей на второй этаж лестнице.
— Как сказал, что пора нам, так она и ревёт третий день, — проводил Вепрь взглядом подругу. — Всегда знала, что уйду и ничё, а тут слёзы рекой. Бабы… Что с них взять?
Пора… Так вот оно что. Уходят на Землю. Но почему же так рано?
— Так вы уже, дядя Вепрь? — в растерянности задал я вопрос, на какой уже знаю ответ. — Так у тебя же ещё больше года в запасе.
Вепрь хмыкнул.
— А смысл тянуть, если готовы уже? Если выйдем сейчас, до зимы на последний причал успеваем. Да и семян нам в Империи докупить надо. В Граде всё выгребли. На остаток ломить цену начали.
— Понятно, — протянул я.
Ну вот и пожил под опекой первого охотника Муна.
— Тебе тоже наука, Китар.
