моего труда известна, перспективы ближайшего будущего обретают понятность. Те три месяца, что я занят развитием тела носителя, обернулись десятком лишних долей троероста.
На днях Китар, наконец-то узнал свои показатели. Теперь в кармане у парня лежит в специальной обложке сложенный вчетверо первый личный документ в его жизни. Айк был прав — Кит отстал от него ненамного. Когда видящий, к которому Вепрь привёл мальчишку, объявлял достижения парня, удивляться пришлось не одним лишь свидетелям процедуры. Сам Китар был не меньше шокирован значениями своих показателей. Впрочем, надо отдать ему должное, скрыть эмоции парень сумел. Не имею понятия, чем Китар сам себе объяснил эти числа, но для всех остальных дело только в бобах. Благо носитель не рассказывал Вепрю и прочим, сколько именно штук он добыл и успел проглотить.
Ожидаемо ловкость лидирует — восемнадцать долей. И едва ли не половина здесь это — моя заслуга. По моим оценкам, на первичные осевые линии, что я успел начертить, приходится где-то семь пунктов. Исхожу из того, что носитель к восьми съеденным бобам соответствующего типа и одной доле, имевшейся у чахлого паренька, каким был он до моего появления, тренировками прибавил ещё максимум пару.
С силой всё просчитать ещё проще. Изначально там был твёрдый ноль. Каждодневная беготня вкупе с греблей на ползанке, вероятно, прибавила пару долей. Плюс бобы — здесь мальчишка освоил аж целых двенадцать. Плюс мои три узла. Получаем на выходе ровно семнадцать. Вывод: узел эквивалентен одной единице. И итог: за три месяца десять долей. За год, если мои темпы не вырастут — а к тому предпосылок не вижу — я сумею развить это тело на сорок дополнительных пунктов.
Вот закончу с первичным набором узлов и возьмусь за контурные поля. По идее они подтолкнут как раз прирост крепи. С этой частью триады у носителя сейчас хуже всего. На семь съеденных бобов только девять долей по бумаге. Пока лучше бы в драках не пропускать слишком много ударов. А ещё лучше в те драки не ввязываться.
На сегодняшний день инцидентов по этому направлению нет, но, зная Китара, можно не сомневаться, что это явление временное. Хорошо хоть, что Босоногое братство, как зовётся местное полукриминальное сообщество беспризорников, на поверку оказалось весьма организованной структурой, и ждать от них проблем не приходится. Предводители братства уже в курсе, кто купил дом на Ткацкой, и под чьей опекой находятся его юные жильцы. Трогать пришлых сирот под запретом. Даже, если рядом нет Айка, никто не полезет. Сам же Кит, помня прежний свой опыт общения с босоногими, очень надеюсь, нарываться первым не станет.
По большому счёту, если не заглядывать слишком далеко в будущее, у носителя всё хорошо. Относительная свобода, кров, сытость, финансовая подушка безопасности, могущественный покровитель, приемлемые перспективы. Даже, если не все планы сбудутся, рост во всех отношениях обеспечен. С моей помощью Кит в любом случае очень быстро достигнет высоких позиций. Одно плохо…
То, что очень быстро для местных — слишком медленно для меня. Пока я сижу в заточении на этой проклятой планете, Гахары продолжают экспансию. Я нужен человечеству. У меня нет времени ждать счастливого дня, когда Китар, вырастив и поставив на ноги свои ясли, решит двигаться дальше. Мне необходимо, как можно скорее, захватить это тело.
Звёзды, вмешайтесь! Пошлите мальчишке испытание, с каким ему не совладать без меня. Мне нужен выход на сцену. Молю!
— Проходите, пожалуйста! — распахнул я перед лекарем дверь, ведущую в горницу. — Чего сидим? Кто здороваться будет?
— Здравствуйте, сударь! — хором откликнулась уже наученная правильным словам малышня.
Всего неделю с небольшим здесь, а как всё изменилось. Мелкие ко всем обращаются только: сударь, сударыня. Вейка, вон, поклонилась вдобавок. Сам я тоже уже не “тыкаю” больше каждому незнакомцу, как прежде. Градские почти стали. Стрижены, расчёсаны, мыты. По одежде, в какой нынче ходим, и тем более не отличить нас от местных. Любо-дорого посмотреть.
И дом новый под стать нам. Чисто-убрано, новые занавеси на окнах, мебель всякая — даже узорчатый богатый сундук, где я оружие и силки с капканом храню, в углу стоит, скатёркой накрытый. На столе: расписная посуда, блестящий самовар, чашечки, корзинка с пирожками, блюдо со свежим утренним караваем. Сам бы Хван обзавидовался. Что уж там — богато нынче живём. А ещё сытно, радостно, дружно.
Теперь, когда местные цены я знаю, на душе у меня спокойно. Год-другой, даже если баклуши всем бить, на мои сбережения проживём, не тужа. Но бездельничать — это не про нас. Даже младшие к каждодневной работе приучены. Уже рвутся заняться хоть чем-нибудь. Тут напротив у нас ткацкая мануфактура купцов Световеевых, в честь которой и улица названа. Айк сказал, что пристроить туда детвору за грошовую плату возможно. Подсобит в этом позже.
Вейка тоже пока мается дома. Придержал её ненадолго, чтобы младших подучила управляться с новым хозяйством. Хотя, чего тут учиться? Печка ладная — хочешь жарь, хошь вари, хошь пеки. На готовке Динка с Лишкой за главных. За порядком, кто младше, следят. Мелкота самая: Зуйка, Фока и Важик — птичником заняты. Мы сарай под него обустроили, часть двора под загон оградили, и теперь там курей три десятка.
Я же, хоть и не самый по возрасту старший, а хозяином в доме. Вейка так-то и раньше меня уважала без меры, после всего, что свершил, а теперь, зная мои доли, в бумаге указанные, и подавно не молится разве что на главу семьи нашей. Только вот на охоту мне рано или поздно уходить так и так, как и Вейке в трактир мыть посуду. Нужен в доме старшой кто-то, на кого всех оставить не страшно. Есть один на примете такой — серьёзный не по годам. Он не знает ещё, что заместо себя его главным поставлю. Он пока и вообще не стоит, но сегодня вернём ему ноги.
— И вам не хворать, детишки, — улыбнулся лекарь. — Где у нас пациент?
Это мне уже. Халаш возле печки на лавке сидит. Спину вытянул в струнку, руками опёрся — и не скажешь, что калека. Глаза только круглые больно — уже начал догадываться, что по его душу дядька пришёл.
— Вот он, — указал я на Халаша. — На кровать, наверх, отнести?
Малый даже не огрызнулся — мол, сам могу. Растерян, взволнован, не верит.
— Не нужно. Ложись животом вниз на лавку. Здесь растить
