Я Данте Валерон, родом из Сиракузы-Сан-Флорен, – тяжело сказал парень, не зная, что ещё больше добавить.
- Что ж, - голос витязя стал глубоким, словно он запел праздничный гимн, - я один из девяти «Несущих штандарт». Мы посланы Канцлером нести его праведное слово, и благую весть – началась война против всей скверны, уничтожившей древний мир. Наш Канцлер несёт свет истины, он надежда этого мира на спасение, на объедение под одним началом. Я один из девяти «Первоначальных крестоносцев», которые выжгут скверну, неся рассвет новой эпохи. Я тяжёлая длань Канцлера и Господа, что первыми заложат фундамент новой «империи камня и веры».
«Слишком пафосно», - подумал юнец.
Размышления Данте были прерваны гулким звуком мотора, через пару мгновений на середину деревни въехал квадроцикл, а мужчина в серой приличной форме окрикнул своего владыку:
- Господин, позвольте узнать, почему вы от нас отделились? Заместители вас потеряли!
- Я услышал здесь звуки боя и решил проверить, - размеренным гласом ответил латник. – И не зря. Мы погубили нечестивого отступника.
- Господин Джузеппе, поспешите! Передовые разъезды, разведка и третья бригада выходят на передовые рубежи для штурма. Переговоры со забью Сан-Флорен идут скверно и в любом случае мы будем воевать!
«Штурм… война», - рассудок закружило, как хорошей выпивки.
- Что дальше? – аккуратно спросил юноша, явно не представляя, что его день завершится участием в настоящей войне.
- Я уполномочен призывать себе на помощь любого согласного. Скажи мне, Данте, ты готов помочь мне в деле справедливости? Сейчас, я несу слово в ваш город, твой дом. Ты готов мне помочь и власть подле меня, дабы нести свет новых моральных истин?
Юноша обернулся вокруг. Он увидел, как местность постепенно занимают солдаты в серых шинелях, и несущие с собой знамёна Ковенанта – готический двуглавый орёл на сером фоне. Их вид страшит, но и он же несёт надежду на грядущие благие изменения. Парень углядел, как бедные изнеможённые жители села осторожно выглядывают из домов, надеясь, что этот день станет переломным.
- Неужели всё это сегодня ради всего этого? – сам себе говорит Данте. – Неужто за десяток километров я вынужден встретить свою судьбу?
- Нет иной судьбы, кроме той, которую мы созидаем сами[2]. – Хладно и сурово, словно чеканить металл, говорит грозный воин.
Мысли Данте смешались, рассудок не может выдать ничего дельного. Нет веры в то, что сегодня всё делалось, чтобы встретить стальной кулак, грузный молот нового мира, ломающий старый порядок. Парень прошёл сквозь липкие и колкие лапы сегодня, чтобы попасть под взор тяжёлой длани наступающей эры камня и веры и стать достойной частью завтрашнего дня. Теперь он перед наипростейшим выбором – можно пойти по своим делам, сгинуть восвояси, уйти от грядущего сражения нисколько за мир, сколько за души людей; или выступить в союзе с пламенем, которое сожжёт ветхий мир и паразитов, высасывающих все соки с людей – стать частью чего-то значимого и великого. Мир, Господь, или банальная череда случайностей привели юношу к этому исходу.
Последняя мысль вселила уверенность и предопределила выбор:
- Да. Я готов пойти на службу Ковенанту и обратить гнев против нечестивой власти. Я клянусь в верности Канцлеру.
- Хорошо, Данте! – восторженно чеканит словом «рыцарь». – Теперь ты один из нас, готовься юноша, мы выступаем в Крестовый поход и надеюсь, что ваши лидеры примут наши условия. Иначе, придётся поднять клинок и очистить огнём твой дом, полный скверны.
[1] Цитата изначально принадлежит Кайваану Шрайку.
[2] «Нет иной судьбы, кроме той, которую мы созидаем сами» - цитата из к/ф Соломон Кейн.
Глава пятая. Бой квартального значения
Спустя три дня.
Данте увернулся от выстрела. Слишком быстрое движение тела заставило юношу грохнуться на асфальт, и спустя несколько перекатов парень оказался в дорожной яме, закрывая голову от шальных пуль винтовок, жужжащих лучей лаз-карабинов и автоматных очередей.
- Проклятье, - выругался парень, зажав уши, которые болят от оглушительного орудийного воя.
Подразделения городской технопехоты рассеялись между руинами впереди, ощетинившись пулемётами и лазмётами, защищённые экзоскелетами и барьерами, сдерживают наступление на этой улочке. Сиракузец закатился в укрытие и тут же подался аккуратно вперёд. Через прицел он увидел силуэты противников и сжал крючок. Плечо заболело, руки задрожали от отдачи и автомат за миг «выплюнул» огнём и дымом половину запаса. Свинец истошно просвистел и беспомощно отскочил от пластин нагрудника… в ответ укрытие италийца было обращено в пыль убойным огнём крупнокалиберных пулемётов.
- Проклятье! – стряхивая с волос бетонную пыль, выругался юноша.
Он увидел, как на улицу, громыхая и перезванивая гусеницами выкатился танк. Силовое поле вспыхнуло синевой, когда его коснулись лучи энергии и рой пуль. Ещё пара приплюснутых бронированных кулаков войны вылетели на улицу, чтобы продавить сопротивление. Машины танковой бригады открыли огонь – пушки «ахнули» и тяжёлые снаряды среди позиций технопехоты подняли серо-красные фонтаны бетона, металла и плоти.
Секундой позже всю улицу впереди накрывает разрывной огонь с небес. Миномётные батареи залили снарядами всё, что было впереди, целясь по наводке докладов, или попросту на глаз. Адские звуки взрывов сменились на клубы дыма и дождь из мелких кусочков асфальта и земли, за которыми наступила тишина.
Данте тоже накрыл этот дождь, завалив горящим мусором, ломтями щебня и прочим мусором. Через несколько секунд он смог вылезти из укрытия, держась за уши, в которых царствовал гул. Из ямы поднялся парень, в той же одежде, что и три дня назад, только вот теперь он держит в руках автомат, а на куртке появилась красная нашивка принадлежности к Первому сводному вспомогательному нова-сиракузскому гражданскому полку.
- Жутко, - отметил положение италиец. На его лице грязь, а в сердце святая уверенность и преданность делу. Парень осмотрел территорию и на секунду предался воспоминаниям, как он пришёл ко всему этому.
После «Проклятья бессилия» Данте присоединился к наступающим силам Канцлера, идущего священным походом на Сиракузы-Сан-Флорен. «Первоначальный крестоносец» попытался вступить в переговоры с властью, предлагал им сдать город, но получил скорый отказ, несмотря на ропот горожан. «Олигархи» Сиракузы-Сан-Флорен попытались поднять население, прилежащее к городу, но окрестности и предместья оказались уже занятыми, танки были нацелены на глубокий прорыв, а солдаты Канцлера повсеместно окапывались. Слишком поздно они поняли всю катастрофу своего положения, пытаясь лихорадочно выставить внутри города баррикады, куда отправлялись наёмники, куда были
