Ознакомительная версия.
— Через час буду, — и положил трубку.
«Вот она, своя жизнь, — думал он, спускаясь по лестнице. — И на кой я ему сдался? Надо побыстрее завязывать с такими друзьями, а то не успеешь оглянуться, как снова по горбу схлопочешь. И раз, и еще раз, и еще много-много раз».
Витек и не подозревал, насколько он был недалек от истины.
* * *
Он прошел через кованые ворота и вход в клуб как человек-невидимка. Охранники даже не перевели взгляда в его сторону, не говоря уж про похлопывания по карманам или исследования ауры металлоискателями.
А в остальном все было по-прежнему. В вестибюле гостя ждала скучающая Александра.
— Опять ты? — тоскливо спросила она.
— Ага, — почему-то радостно ответил Витек.
— Ну, пошли, — сказала она, направляясь к лифту. — И на кой ты ему сдался?
— Сам не знаю, — пожал плечами виновник трагедии. — Но ты это, не грусти особо. Больше я тебя купать не буду.
— Спасибо, добрый человек, — слегка поклонилась она. — Смотри, как бы я тебя не искупала. Или чем-нибудь тяжелым по башке не треснула.
— Тяжелым не надо. А насчет искупаться вдвоем — это я с удовольствием.
— Шустрый какой, — усмехнулась Александра. — С Настей барахтайся. Только смотри, не посиней раньше времени.
Они вошли в лифт. Александра вновь активировала браслетом английскую надпись о каком-то боге, которому доверял лифт или кто-то еще, и нажала на кнопку.
— Да ты никак ревнуешь? — удивился Витек.
— Исстрадалась вся, единственный мой. Ты себя в зеркале видел?
— А что, так плохо?
— Хреновенько, — сочувственно сказала Александра.
Витек посмотрелся в огромное зеркало лифта — ничего, вроде как синяки с портрета сходят потихоньку — и попытался пригладить вихры.
— Вряд ли поможет, — прокомментировала его усилия Александра.
— А что поможет? — спросил Витек, не подозревая подвоха.
— Пластическая операция. И лоботомия с выскабливанием рудимента серого вещества.
— Выскабливанием чего?
Но выяснять подробности было уже поздно. Лифт остановился, а в шипящей камере его спутница как-то сразу стала другой — деловой, жесткой, хранящей ледяное молчание. Витек посмотрел ей в лицо — и ему как-то сразу расхотелось трепаться. Понял — пошлет. Или, что вероятнее всего, не ответит. Ибо здесь начиналась иная зона.
Это был не тот этаж, что в прошлый раз. Витек только сейчас сообразил, что лифт шел не вверх, а вниз. Двери разъехались в стороны.
Здесь был спортзал — но спортзал другой, нежели тот, что призывно просвечивал сквозь стеклянные двери вестибюля первого этажа.
На огромном пространстве этого зала не было навороченных тренажеров непонятного предназначения.
Здесь преобладали огромные штанги и гантели, и несколько огромных мужиков ворочали их, выдыхая с каждым движением полукрики-полухрипы, похожие на предсмертные стоны раненых медведей.
Справа от входа был установлен ринг, окруженный скамьями для зрителей. За скамьями довольно приличное пространство занимали разнообразных размеров и форм боксерские мешки и толстые доски, обмотанные веревками. Какой-то парень невероятной антропометрии сейчас лупцевал одну из таких досок голыми кулаками, а она трещала жалобно и грозила вот-вот переломиться надвое.
Половина зала была перегорожена толстой стеклянной стеной. Похоже, за ней был то ли тир, то ли полигон, откуда глухо слышалась беспорядочная стрельба. Несмотря на то, что стена была вроде как стеклянной, за ней ни черта не было видно, так как стекло было мутным, в грязных разводах — то ли так было сделано специально, то ли его со дня создания никто не мыл.
Вообще, зал не отличался стерильностью. Витек, с малолетства приученный сестрой к чистоте и порядку (служба в армии только усугубила это качество), непроизвольно поморщился. Здесь стоял устойчивый запах пота, железа и еще чего-то сладковато-приторного. Это амбре начисто глушило попытки навороченной системы вентиляции облагородить атмосферу. Из предметов, напоминающих о цивилизации, только в углу зала стояло большое кожаное кресло, видимо, предназначенное для отдыха хозяина клуба в те моменты, когда тому хозяину не лень было бы тащиться в тот самый угол ради комфортного релакса.
Витек нашел глазами Стаса.
Хозяин «Пагоды» поднимал штангу на бицепс.
Гриф снаряда слегка прогибался под весом накрученных на него металлических дисков. Лицо Стаса было искажено гримасой злой боли, и страшно бугрились венами и каменным мясом его руки, грозя порвать лоснящуюся кожу.
Зрелище было жутковатым — и в то же время странно, первобытно красивым. Не было сейчас в лице Стаса ничего человеческого. Это был зверь, далекий предок, поднимающий, опускающий и снова поднимающий свой жуткий сизифов снаряд с одной, только ему понятной целью.
Витек оттянул было челюсть вниз, чтобы обозначить свое присутствие. И даже воздуха набрал, готовясь заорать сквозь грохот железа — вот он я, мол, звали? — но Александра шустро закрыла ему рот ладошкой.
— Мму? — удивился Витек.
— Нельзя, — прошептала она, тоже не сводя глаз с хозяина клуба.
— Почему? — прошептал Витек, снимая со рта узкую ладошку. Ладошка была теплой, сильной и при этом удивительно мягкой.
— Для него это момент высшего откровения. Как молитва для верующего.
— Не понимаю, — пожал плечами Витек.
Стас прохрипел что-то, попытался поднять штангу еще раз, не смог, бросил ее на пол, так что загудели перекрытия, и зло вытер лицо распухшим бицепсом.
— Теперь можно? — спросил Витек свою спутницу, но Стас уже и сам заметил посетителей и, опустившись на скамью для жимов, махнул рукой — подходите, мол.
Витек внутренне напрягся. Не любил он таких вот покровительственных помахиваний — как собачку к миске позвали. Но вспомнил сестру и, скрепя сердце, повиновался. Стас сделал обратную отмашку — и Александра, беспрекословно развернувшись на сто восемьдесят, направилась обратно к лифту.
— Пробовал? — вместо приветствия кивнул на штангу Стас.
Витек покачал головой.
— Зря.
— А зачем? — пробурчал Витек. — Чтоб мясо наросло?
Стас усмехнулся.
— Ты присаживайся, не стесняйся.
Витек сел на соседнюю скамью.
— Мясо вторично. Главное — момент истины. Или ты ее, или она — тебя. Третьего не дано.
— Сейчас, я смотрю, она тебя, — съязвил Витек.
— Точно, — согласился Стас. — Но это сейчас. А еще будет завтра и послезавтра.
— Ну, подымешь ты ее завтра. И еще весу прибавишь. И снова подымешь. А цель-то в чем?
Стас отстраненно улыбнулся.
— В преодолении. Главное не цель. Главное — путь к ней. Каждый раз, когда ты на пределе поднимаешь такую штангу, ты умираешь. И потом воскресаешь вновь, чтобы снова умереть. Какая разница, кого убивать — себя или кого-то другого? Другого, кстати, намного легче. У тебя недавно была цель. Что ты чувствовал, когда убивал?
Ознакомительная версия.
