для обсуждения деталей?»
«Хоть сейчас. Ресторан „Критик“»
* * *
Репортёр Виолетта Цыпочкина была весьма фактурным персонажем. Первым, что бросалось в глаза при встрече, был огромный мундштук чуть ли не полуметрового размера, в котором беспрестанно дымилась сигарета. Образ дополняло короткое светлое каре, красный бант на шее и довольно пёстрая одежда. Правда, в отличии от баронессы фон Боде, в случае Цыпочкиной присутствовало безошибочное чувство стиля. Поэтому перья страуса отлично сочетались с чёрной юбкой и красным жакетом.
— Привет, красавчик, — сказала она, когда я сел за столик напротив неё. — А ты и правда так же очарователен, как о тебе говорят.
— Спасибо, — ответил я, припоминая, делали ли мне хоть раз комплимент.
Говорила Виолетта низким грудным голосом с хрипотцой, который на удивление очень дополнял её образ.
— Итак приступим, если вы не против, — сказала моя собеседница и достала блокнот. — Зачем вам вообще нужен пиар?
— Люди на завод не идут, — проговорил я, параллельно с этим понимая, как дико звучат мои слова. — Решил устроить акцию.
— Ого, — брови репортёра взлетели вверх. — Похвально, — в голосе чувствовался скепсис.
— Но нестандартно.
— Вот это уже интереснее, — заметила Виолетта, попутно отмечая что-то в блокноте.
— Решил разыграть карту моей бывшей репутации. Что-нибудь из разряда «раньше воровал трусы, а теперь поднимает завод». Как вам?
Цыпочкина оторвалась от блокнота, наклонила голову и метнула в меня прожигающий взгляд из-под бровей. Затем затянулась и выпустила облако дыма в сторону от меня.
— Дорогой мой, ты хочешь, чтобы люди поржали или пришли работать?
— В идеале: и то, и другое, — ответил я, понимая, что нахожусь в руках профессионала.
— Просто пойми, красавчик. Твой образ на данный момент настолько положительный, что прям тошнит от правильности. Про то, что ты за трусами лазил, все уже давно забыли. Даже я вспомнила, только когда к разговору готовилась. Да и не воспримут сейчас негатив о тебе. Может быть, позже, когда начнёшь хернёй страдать.
— Что же делать?
— Тебе надо немного разбавить вот эту положительность. Но чем-то таким, знаешь, как будто ты ближе к простому народу, чем остальные бояре. Можешь сказать что-то такое… ну, скабрезное… Мол, если бы у бабушки был меч, она была бы мечником. И всё в таком духе.
Я усмехнулся, не до конца поняв её шутку.
— И да, в наше время, чем тупее, тем лучше. «Надолго ли герою завод? Приходи сам, чтобы не пропустить». Не. «Дымят ли трубы у Державина?» Уже лучше!
Виолетта разговаривала сама с собой, попутно всё ещё чертя что-то в блокноте.
— Ладно, — сказала она, наконец, вырывая из блокнота листок и протягивая его мне. — Я сегодня ночью ещё посижу и подумаю.
Я взял протянутый мне лист и, мягко говоря, обалдел. На нём карандашом был изображён я сам. Такой, как был сейчас. Фокус был в том, что картинка двигалась. Сначала она показывала меня в профиль, затем поворачивалась, являя меня анфас, и потом чуть-чуть приближалась.
— Вы — маг? — спросил я.
— Увы и ах, — сказала Цыпочкина. — Бабка моя точно с аристократом переночевала. Но я могу только это.
— И это прекрасно у вас получается, — сделал я комплимент и увидел, как засияли глаза у моей собеседницы. — Не откажите же ещё в одной просьбе.
— Внимательно слушаю.
— Разумеется, она будет оплачена отдельно, — сказал я. — Вы же по-любому всё про всех знаете, да? Архивы, материалы. Особенно про тех, кто на виду.
— Конечно, — заверила меня Виолетта. — Только с оговоркой. Особенно про тех, кто не на виду. Мы знаем всё. Но полощем избранных. Подписывайтесь на газету «Будни трущёб» или заходите на наш сайт, — она откровенно засмеялась, увидев непонимание на моём лице. — Боги, какой вы ещё наивный юноша.
— Ладно, — сказал я, улыбаясь. — Посмеялись и хорошо. А мне бы не помешала информация по некоей баронессе. Матильде фон Боде.
— А, ядовитая сучка, которая свела в могилу первого мужа и его мать, — у меня глаза сразу полезли на лоб. — Нет-нет, — увидев мою реакцию, поспешила сказать Виолетта. — Никто ничего доказать не смог. Естественные причины, мать их. Но мы-то знаем…
— Мне нужно всё о ней, — тихо проговорил я, выделяя каждое слово. — Чем больше, тем лучше.
— Будет исполнено, ваше сиятельство, — с улыбочкой проговорила Виолетта, прикуривая новую сигарету. — «Иди работать на завод, там нынче маг деньжат даёт».
— Отличный слоган, — сказал я, поднимаясь из-за стола. — Над проходной повешу.
«8.0.1. — Сезар, ты должен удалить записи видеокамер, отслеживающих картинную галерею в небоскрёбе младших Державиных».
Стас Громобой, проверявший до этого периметр вертолётного завода, вдруг потерял всяческий интерес к этому занятию. Его взгляд потускнел и сосредоточился в одной точке. Про таких людей обычно говорят, что он смотрит внутрь себя. Впрочем, за тактическими очками, которые он стал носить в последнее время, этого никто не заметил.
Безопасник покинул территорию завода, сел в свою машину и направился в небоскрёб младшей ветви рода Державиных. По пути он составлял подробное обоснование всех своих действий.
* * *
— Расскажи хоть, как у тебя-то дела? — развалившись в кресле отцовского самолёта, спросила Карина.
Я видел её улыбающейся впервые за последние пару дней. Да уж, прошлась по нам «фон биде», как мы называли баронессу между собой. Или попросту — попугаиха.
Что же касается самолёта, то ему, конечно, далеко было до министерского. Но всё-таки — отличный вариант для передвижений по стране.
Мы летели в Крым на Ялтинский специальный аэродром. Им же пользовалась и императорская семья для своих вылазок на Чёрное море.
— Честно говоря, забегался, — ответил я и покосился на Ван Ли.
Тот сидел в противоположном конце салона и изо всех сил делал вид, что не слушает наш разговор. А я подумал, что он бы сказал мне: чувство загнанности появляется тогда, когда исчезает осознанность. Когда перестаёшь обдумывать свои действия, катясь по накатанной колее и выполняя одни и те же действия. Стоило бы присесть, подумать, помедитировать над каждым своим шагом. Но он, конечно же, ничего не скажет, так как очень воспитанный. Если только в части очередного урока.
— Только сегодня, — продолжал я, пустив свои мысли фоном, — я уже съездил в академию и сдал теорию. Затем двинул на завод. Там всё хорошо, но пока жуткий дефицит сотрудников. Оборудования и людей кое-как набрали на два цеха. Недостающее уже выслал дед, но это примут и распределят без меня. Там исполнительный директор — мировой человек.
— Ты научился здорово ладить с людьми, — заметила сестра. — Раньше такой вспыльчивый был. Чуть что не по-твоему, уйду из дома, буду бродячим музыкантом. А сейчас со всеми договариваешься, уговариваешь. Так здорово! Но иногда мне всё-таки кажется, что тебя подменили тогда.
— Может быть, так и происходит взросление? — я пожал плечами. — Я почувствовал ответственность, смог расставить приоритеты. Увидел цели, наконец.
— Наверное, — согласилась Карина. — Я тоже за последние недели сильно изменилась. Раньше я эту попугаиху там бы и оставила, а тут — одна-единственная молния, и та даже до мозга не достала.
— Кондратий по секрету мне сказал, что там можно ломом череп проломить, а до мозга всё равно не достать, — передал я слова врача, вспоминая, как тот пытался сдерживаться, но всё равно засмеялся в кулак.
— Аха-ха! Серьёзно? Кондратий? — сестра откинулась в кресле. — Никогда бы на него не подумала. А теперь я от него просто в восторге! Смотри, эта фон Биде никому не нравится… кроме отца, — добавила она со вздохом. — Кстати, он с бабушкой связался? А то как-то неудобно, мы её и не видели никогда. И знать про неё не знали.
— Да, связался, — ответил я.
И вспомнил лицо отца, когда он об этом говорил. Его аж всего перекосило.
— Эта сумасбродная старуха, — с пренебрежением проговорил Александр Игоревич, — сначала заявила, что сплавлять бабке внуков через столько-то лет — натуральное свинство, но затем сказала, что примет и даже встретит в аэропорту.
Я поинтересовался, не сложно ли ей будет, но отец от меня отмахнулся, показывая, что не хочет разговаривать на эту тему.
— Уж не знаю, что за кошка там между ними пробежала, но они друг друга терпеть не могут, — сказал я сестре.
Она-то последние сутки просидела взаперти на своём этаже и не знала деталей.
— Если мне там понравится, — мечтательно произнесла Карина, — попрошусь остаться у бабушки.
— И отдашь отца этой
