– А ты в школе хорошо учился?
Маслов фыркнул и заявил:
– В те времена меня постоянно этапировали на какие-то интеллектуальные баталии. Однажды я впервые оказался на районной олимпиаде по химии и оценил это как признание моих умственных способностей. Мама моя, в то время служившая преподавателем химии в институте усовершенствования учителей, узнала об оказанном мне доверии и повела себя как кухарка. До встречи с моим папой она носила звучную дворянскую фамилию, всегда прятала свои эмоции за вуаль аристократичности, но тут расплескала чай, расхохоталась до слез, успокоилась очень не скоро, но все-таки потом пожелала мне удачи. Вскоре меня послали на районную олимпиаду по физике, и это было гораздо интереснее, потому что лимонад там давали бесплатно. Потом пришел черед биологии, уже в областном масштабе, и тут я стал догадываться, что администрация школы использует мой запредельный интеллект в целях предоставления возможности нормального обучения другим детям.
– Ты был буйным?
– Я постоянно дрался.
– Ну и что там, с олимпиадой?
– Но я туда отправился не один. Мне навялили в попутчики Толика Крюкова. Он тоже хорошо разбирался в животном мире, оленя от черепахи мог отличить со ста шагов. Нас с ним усадили в огромной аудитории с шестьюдесятью незнакомыми коллегами-биологами и выдали каждому по одному большому листу с разворотом. «И что нужно делать?» – спросил меня Толик. Как раз в это время с трибуны громко говорила женщина. На груди ее сверкала стеклянная брошь размером с кулак. Эта штуковина отвлекала меня от темы выступления, но суть его была понятна. Мол, мы здесь не случайно, впереди у нас большая жизнь. Поэтому шуметь и списывать сейчас никак нельзя. Иначе мы всю жизнь будем разгружать вагоны. Хотя это дело тоже благородное, и она ничего против него не имеет.
Я осмотрелся и коснулся плеча девочки, сидевшей справа от себя. Она покраснела, опустила накрашенные трогательные ресницы, потом подняла их, улыбнулась, как в фильме про любовь, и взяла у меня жвачку «Педро». Тут все как ошпаренные стали что-то писать в листах. Толик задвигался, как поршень. Он явно не понял, что нужно делать.
Исследовав содержимое листа, я догадался, что в местах, чистых от типографского текста, не хватает ответов, о чем и сообщил Толику. Женщина с брошью попросила меня успокоиться. Толик спросил меня, где надо смотреть ответы, и женщина с брошью поинтересовалась, из какой мы с ним школы. Я ответил, что из сто семьдесят второй. Женщина погрызла очки, пометила что-то у себя в блокноте и затаилась. Толик вслух заявил, что я не прав. Дескать, мы же из сто семьдесят пятой.
Я послал его к черту. Толик хотел пнуть меня, но угодил по стулу девочки, сидящей передо мной. Она повернула голову как сова, визуально определила, что мы несъедобные, вздернула веснушчатый нос и попросила в будущем так не делать. «Что тебе надо, дура? – спросил у нее Толик. – Сиди и не мешай». После этого женщина с брошью сделала девочке последнее замечание, и та заплакала. Чтобы ее успокоить, женщина по-матерински предложила ей надеяться только на свои силы. Тогда все у нее получится. Нужно только собраться. Раньше педагоги умели убеждать. Девочка вытерла слезы, а потом у нее и правда стало все получаться.
Я находился в затруднительном положении. Вспоминать годы жизни Карла Линнея и ловить взгляды девочки с трогательными ресницами и подкрашенными губами? Нет, одновременно это невозможно. Или Линней, или ресницы с губами. Если все сразу, то получался Линней с ресницами и слегка подкрашенными губами. Это вызывало неприятные ощущения. Кто бы он ни был, этот Карл Линней, но картина вырисовывалась страшная.
Стольников на мгновение отвлекся, перестал жевать травинку и выглянул из-за валуна. Ему показалось, или на самом деле качнулась ветка в сотне метров под ними?..
– Толик спросил меня, сколько видов рыб живет в Оби, – продолжал рассказывать Маслов, не переставая улыбаться.
Ему и самому было интересно погружаться в то время, когда жизнь имела максимальную комплектацию: кровать с бельем, родители и влюбленность.
– Я ответил, что двести девяносто шесть. Ни больше ни меньше. Ответ о Линнее я нарисовал так, что его можно было вставить в биографию Агнии Барто или Архимеда. Он был бы правильным, если при проверке как следует психануть.
«Пойдем в кино? – написал я на бумажке, которую тщательно свернул и бросил на парту девочке с накрашенными ресницами. – Меня зовут Игорем». Ответ прилетел через минуту. «Я уже дружу», – было в нем красиво написано. Меня до сих пор поражает это женское неумение говорить «да» сразу. Черт возьми, у меня и в мыслях не было разрушать ту ее дружбу. Я чистосердечно предлагал ей еще одну. Я уже дружил с двумя девочками, которые дружили с двумя мальчиками. Честно сказать, плохо от этого было только моему папе, который отстегивал мне рубли, спрашивал, в кого я такой уродился, и просил ничего не говорить маме.
Стольников еще раз выглянул из-за камня. Сомнений у него уже не было. Он видел, как качаются ветки яблонь, которые кто-то тронул. До растяжек, установленных Баскаковым, оставалось не больше двадцати шагов.
«Остановить Маслова?» – подумал Саша и решил не делать этого.
Он видел, как взрослый мужчина улыбался, вспоминая ту весну. Ему так не хватало ее сейчас. Пусть. Время есть.
– «Он лучше меня?» – написал я, послал и получил утвердительный ответ. «Тогда почему он не на олимпиаде?» Девочка задумалась. Я ее понимаю. Я информировал ее о том, что сегодня идет «Кто есть кто» с Бельмондо. «Нет!» – прилетело мне, и еще там была нарисована смеющаяся рожица с косичками и ушами. Зря она это сделала. Уши меня заводили похлеще ресниц. Нынче смайлы лишены этой сексуальной привлекательности. Я уже почти воспылал, но тут меня снова стал донимать выдающийся биолог Толик. «Вопрос к тебе. Какой уровень конформации у белка волос кератин?.. Кератин – это ответ, что ли? Узбек какой-то писал. У белки же рыжие волосы?» Я подтвердил, подумал и добавил: «А зимой серые». Толик так и пометил: «Рыжие. Зимой серые». Веснушчатая девчонка поворачивается ко мне и шепчет: «Альфа-спираль». – «Не понял», – говорю я. «Уровень конформации – альфа-спираль», – объяснила девочка и отвернулась. Я посмотрел на ее уши, быстренько записал ответ в олимпийский лист, отметив мысленно, что вопросы тут с хитрецой предлагаются, однако. Потом я оторвал кусочек от листа для черновика и написал помощнице: «Пойдем в кино? Меня Игорем зовут». «Пойдем, Игорь», – шлепнулось мне на парту.
Стольников выглянул в третий раз. В просветах между обгоревшими деревьями на южном склоне появились и теперь уже не исчезали в темноте тени людей. Саша прикинул их число. Если расстояние между бойцами равное, то не меньше сотни. Остальных Ибрагимов отправил, по всей видимости, на восточный и западный склоны.
