— Если вам есть что сказать, — выкрикнул он смело, — и в чем меня обвинить, сделайте это в лицо. А не стреляйте в спину, как трусы!
— Это мы трусы?! — Матрос Воловик тоже вскочил, размахивая «Калашниковым». — Это вы, листоноши, трусливые твари! Предатели!
— Я ничего не понимаю, — пробормотал Кайсанбек Аланович. — Откуда такая неприязнь к клану листонош?
Пошту не убили сразу — и это был хороший знак. Теперь оставалось выяснить, из-за чего весь сыр-бор. И поскорее, пока пушистики не выбрались из крепости, из-под рухнувшей лестницы, и не сожрали всех к чертям.
— Воловик! — рявкнул Пошта. — Зиняк! Доктор Стас! Мы с вами дрались плечом к плечу! Я заслуживаю объяснений! Ну?!
Воловик подошел поближе. Левую половину лица его уродовал свежий шрам, на плече и предплечье виднелись следы укусов.
— Несколько дней назад, — прошипел он. — Севастополь. «Адмирал Лазарев». Кто-то — я его убил, не успев расспросить, кем он был, — выпустил из клеток мутантов-гладиаторов. Звери убили всех на крейсере и пришвартованных к нему судах. Почти четыреста человек. Разорвали на куски. Я чудом спасся, успел вытащить мичмана и доктора. Из улик — сумка листоноши и очки-гогглы вроде твоих, Пошта.
— Что за бред, — побледнел Пошта. Он представил себе сцену чудовищной резни. Узкие корабельные коридоры, лестницы, палубы. Подчищая разъяренных тварей, натасканных на убийство. Реки крови, оторванные конечности, стоны умирающих.
— Это еще не все. В Степи под Судаком. Двое ваших вырезали казачий разъезд. Подчистую. Но казаки смогли постоять за себя и убили парочку нападавших. Ими оказались листоноши. Конверт и Марка, так их звали. Тут уже не отвертитесь, при них были жетоны.
— Я их знал, — сказал Телеграф негромко. — Молодые хорошие ребята. Нафига им резать казаков?
— Вчера. Бахче-Сарай. Гарем хана Арслана Гирея Второго. Листоноши отравили его первую любимую жену и зарезали вторую. Яд был из Джанкоя.
— Безумие, — прошептала Бандеролька. — Какой яд? Мы же не ассасины, мы листоноши...
— И таких случаев за последние пару недель, — продолжал Воловик, глядя на листонош с ненавистью, — почти две дюжины. И все улики против вас!
— Теперь понятно отношение к нам в Феодосии, — прокомментировал Телеграф.
— Но зачем?! Зачем нам это надо? — почти завопил Пошта.
— Говорят, — сказал мичман Зиняк, — что листоноши задумали захватить власть над островом. Выдавить татар, казаков, пиратов и даже Союз Вольных Городов Крыма подчинить себе. Говорят, ваш глава клана Филателист бредит мировым господством. Ищет чудо-оружие, чтобы получить перевес в тотальной войне.
За спиной у Воловика что-то зашевелилось в траве. Что-то маленькое. И наверняка — умильное, с огромными глазищами и не менее огромными когтями.
Пушистики выбрались на улицу и заходили с тыла к матросами с «Адмирала Лазарева». У Пошты встали дыбом волосы на затылке. Достать пистолет? Пристрелят к чертовой матери. И так все на взводе, у Воловика глаза белые от ярости. Попытаться предупредить? Не поверят, сочтут военной хитростью. Дать мутантам расправиться с матросами?
Этого Пошта сделать не мог. Пусть они и считали листонош бездушными тварями, какие-то понятия о чести у Пошты останавливали его от этого поступка. Да, матросы хотят нас убить. Но не отдавать же их на растерзание мутантам.
Пока Пошта размышлял, Костя действовал. Проворный мальчишка кувырком выкатился из-под прицела мичмана Зиняка и пустил бумеранг по пологой дуге. Отточенный стальной бумеранг скосил высокие сорняки и, судя по визгу, парочку умильных голов.
— Берегись! — завопила Бандеролька.
Матросы обернулись и открыли огонь. Листоноши схватили отложенное оружие и присоединились.
Пушистики набегали со всех сторон — расплодилось их тут, в Генуэзской крепости, совершенно безумное количество. Объединившись перед общей угрозой, листоноши и моряки начали организованное наступление. Безумно жалко было тратить драгоценные патроны на мелких тварей, и доктор Стас решился пожертвовать самым дорогим — вытащив из-за пазухи флягу с прозрачной жидкостью («боцмановка», вспомнил Пошта название напитка, а потом, вспомнив его вкус и крепость, содрогнулся), плеснул самогону на заросли сорняка и бросил туда спичку.
Сухой тростник вспыхнул, няшмяши заверещали. Вскоре весь двор Генуэзской крепости заволокло дымом и пламенем, жар стоял адский.
Покрытые потом, кровью и копотью листоноши и моряки вырвались из ворот наружу и, тяжело дыша, рухнули от усталости на землю.
— Ну, — отдышавшись, сказал Пошта, — не придурок ли ты, матрос Воловик? Стали бы мы вас предупреждать, будь мы такими сволочами, как ты думаешь? А?
Воловик не ответил, дыша тяжело и неровно.
— Нас подставляют! — сказал Пошта. — Хуже того: я подозреваю, что среди клана листонош завелся предатель! А вы и поверили, салаги... Нехорошая каша заваривается сейчас в Крыму, и кому- то очень выгодно, чтобы листонош возненавидели все действующие стороны. Это надо прекратить. Пресечь на корню. Пока не поздно.
— У нас вообще-то есть другая миссия, — напомнил Телеграф, набивая магазин дробовика патронами.
— Если мы не остановим волну клеветы и ненависти — не для кого будет выполнять эту миссию.
— Что вы предлагаете? — спросил Кайсанбек Аланович.
— Разделиться. На две группы. Одна продолжит искать бункеры, вторая — постарается разобраться, кто подставляет наш клан.
— Нас слишком мало, — подал голос Телеграф.
— Мы с вами, — сказал доктор Стас. — Я тебе верю, Пошта. Мне с самого начала вся эта фигня с листоношами-убийцами показалась странной. Что скажете, Воловик, Зиняк?
Матрос и мичман кивнули.
— Поможем, чем сможем...
— Тогда сделаем так. Телеграф, бери Бандерольку и доктора, Возьмете «Мародер» и поедете в Керчь. А мы, профессор, Костя, Воловик и Зиняк, пойдем через горы в Старый Крым. Там расположен штаб Союза Вольных Городов Крыма — начнем с них как самых вменяемых. Заручимся их доверием — постепенно разберемся с остальными обиженными. С татарами, казаками и прочими.
— Хороший план, — сказала Бандеролька. — Только есть одно «но». У нас почти нет бензина для «Мародера».
— Не беда, — махнул рукой Пошта. — Попросим Уткина. Поможет, выменяет на какое-нибудь свое изобретение. Зря мы, что ли, жизнями рисковали ради этих книжонок?
И объединенная команда двинулась обратно в Феодосию.
Обратный путь занял у них чуть больше получаса, но вернулись они совсем не в тот город, из которого уходили. Да, Феодосия — вернее, руины Феодосии — была сонным, унылым, выпаленным солнцем городком, где обитали медленно вырождающиеся аборигены, склонные впадать в алкогольное или наркотическое оцепенение уже ближе к обеду (это называлось у них сиестой), а к закату — и вовсе достигать состояния коматоза. Но сегодня, после ожесточенной схватки с пушистиками в Генуэзской крепости, будто какой-то вирус поразил жителей Феодосии.
