- Г-господин Ватанабэ...
- Не беспокойтесь, господин завуч, я просто шучу, - успокоил его Ватанабэ.
- Шутите... лицо почтенного мужа слегка перекосило. - Странно как-то вы шутите... Что ж, э, оставляю вас с учениками.
Завуч покинул помещение, а Ватанабэ с совершенно невинным выражением лица принялся проводить перекличку, не забывая особо отмечать самых хорошеньких обитательниц класса.
Учики сидел как на иголках, судорожно пытаясь сообразить, совпадение ли это (в вероятность чего мало верилось), или же та ночная история все-таки получает продолжение. Когда новоиспеченный учитель назвал его фамилию, юноша подскочил словно ужаленный:
- Я!
- Вижу, - отозвался Сэм.
Перекличка продолжилась, а Учики избавился от последних сомнений в том, что Ватанабэ явился в школу по его душу.
Такуя не был ни слишком умным, ни слишком сильным, ни чрезмерно одаренным художественно японцем шестнадцати лет отроду. Его всесторонняя усредненность не являлась грехом, ведь большинство людей на Земле не имеют качеств, выделяющих своего носителя из толпы. Однако то, что посредственность, подобно бедности, - не порок, не умаляло страданий Такуи. Ведь это очень трудно - найти себе девушку, когда ты есть самый заурядный, серенький обыватель, сын таких же обывателей и перспективный кандидат на место клерка в какой-нибудь компании, где ты просидишь за офисными перегородками всю жизнь. И будешь потеть от страха, слыша шаги заведующего твоей секцией, а в обморок падать от переутомления и вида начальника отдела. А несчастный, томимый пубертатным периодом жизни юноша ничем иным, кроме столь непривлекательных перспектив, похвастать не мог. Если бы только у него хватило терпения подождать еще несколько лет, пока на жизненном пути не встретится какая-нибудь одинокая и тоже не слишком удачливая в наследственности и талантах женщина, вместе с которой можно будет вздыхать по вечерам о трудностях жизни, все могло бы сложиться иначе. Однако разворачивающее крылышки либидо и юношеский максимализм не давали Такуе покоя. И потому он очень скоро нашел себе девушку, связавшись не с самыми приличными людьми.
Хотя, если быть честным, "нашел себе девушку" нельзя назвать справедливым описанием тех отношений, что были у него с Китами. Таких вот "парней" у этой крашеной под блондинку старшеклассницы было пятнадцать штук за вычетом самого Такуи. И к каждому из юных японцев она относилась одинаково, с высокомерной снисходительностью хозяйки. Ибо все они входили в клуб любителей магии. Однако деятельность данного молодежного формирования давно шагнула далеко за рамки школьного кружка. Парни-легионеры выполняли самые разные задания своей предводительницы и ее подручных, прозванных жрицами. Ребята собирали деньги с должников, могли припугнуть артачившихся, следили за тем, чтобы вечерние мессы не прерывались посторонними, и прочая, прочая, прочая.
Клуб магиков походил скорее на преступную группировку школьного масштаба, нежели на кружок по интересам, только вместо наркотиков они приторговывали исполнением желаний. Как бы странно это ни звучало, но, стоило одному ученику заплатить оговоренную сумму, как вожделенная ровесница кидалась на шею, ненавистный соперник или соперница получали травму или выгонялись из школы за неожиданные провинности; резко ползла вверх успеваемость, приходил успех в денежной сфере... Все это являлось делом рук Китами, о которой Такуя со товарищи говорили с придыханием и только полушепотом. Никто не знал, как она это делает, но каждый обитатель школы боялся прогневать "ведьму". Ибо даже если ты не суеверен, зрелище споткнувшегося на ровном месте и сломавшего ногу футболиста, целующейся взасос с каким-то ботаником первой красавицы или счастливо прыгающего двоечника не убавляет страха перед тем, кто способен подобное сотворить. Сама же Китами держалась спокойно. Ее нисколько не волновали косые взгляды и отстраненность ровесников за вычетом подчиненных. А политику своего клуба: товарно-денежные отношения и поддержание репутации серьезных людей - юная колдунья проводила неукоснительно и сурово. Дважды по ее приказу легионеры избивали слишком самоуверенных неплательщиков, несколько раз забирались в дома и обворовывали тех, кого не так легко было запугать. Из таких девушек, как Китами, и вырастают "железные леди". Вот на нее-то и "запал" в свое время Такуя, с огромной радостью ставший слугой "великой магистреллы", как ее именовали жрицы.
Дело было не только в мистической и таинственной силе предводительницы. Самая любимая сторона членства в клубе лично для Такуи заключалась в специфических мероприятиях, проводимых раз в месяц. Проще говоря, в кружок колдовства юноша записался, когда узнал, что периодически там устраиваются оргии с участием жриц и самой пресловутой "ведьмы". Зная не понаслышке о красоте Китами, Такуя почти мгновенно решился подписать кровью сунутую под нос бумажку со строками "Я, поставивший ниже печать собственной крови, передаю свой дух и тело во владение великой магистреллы Дзюнко Китами..." Полоснув по подушечке среднего пальца предложенным ножом, он приложил ранку к бумаге, и договор был заключен. С тех пор Такуя состоял в рядах легионеров, послушно следуя за Китами по пятам и выполняя каждую прихоть. Однако с оргиями ему не повезло. За те три месяца, что парнишка провел в подчинении, ни разу Такуе не выпадало иной участи, кроме как стоять на страже возле двери в подвал школы, где проводились ежемесячные гуляния.
И все же надежды имеют свойство оправдываться. Близился день, когда смена Такуи будет проходить не в коридоре, а в подсобке школы, где он наконец-то расстанется с невинностью и сможет забыть неприятный осадок, оставшийся после того, как он поднял глаза от листа бумаги со своим кровавым отпечатком и заметил зловещий блеск в глазах говорившей с ним жрицы.
Вечером того же дня
Уроки заканчивались. Измочаленные сосуды разума японских школьников и школьниц болели неимоверно и требовали наполнения аниме-сериалами, мангой и прочими приятными и полезными для молодых жизней мемами. Всегда и везде, в любой школе этого мира, скорость, с которой дети покидают обитель знаний, превышает скорость закачки людской массы внутрь как минимум раза в четыре. Причины подобной разницы очевидны каждому, кто сам проходил через то жестокое узилище ума и духа, что зовется школой.
Вот и сейчас бастион педагогики пустел удручающе быстро. Солнце еще только начинало румяниться вечерней истомой, когда коридоры школы уже гулко затихли. Лишь немногочисленные молодые люди, занятые в разнообразных кружках и группах, будь то спортивная секция, художественная или клуб юных химиков, оставались сейчас здесь. Ну и, разумеется, готовившиеся оставить место работы преподаватели тоже пока еще присутствовали.
