Неделя, проведенная в учебно-тренировочном центре «Отмичи», расположенном в сосновом лесу под Тверью, дала танкистам такую нагрузку на мозги и мышцы, что в транспортник они забрались чуть ли не в бессознательном состоянии. Но после старта с космодрома «Вознесенск», по пути к Дыре, потихоньку пришли в себя, и в систему Можая прибыли, уже вполне готовые к выполнению возложенной на них задачи. И тут бригаду СДР подстерегала неожиданность: дальсвязь почему-то не действовала, и доложить на Землю о выходе из подпространства не удалось. Специалисты остались у точки выхода и занялись созданием отвечающей всем нормам Дыры, а транспортник с танкистами отправился ко второй планете системы.
С орбиты Можай выглядел довольно симпатично — и суши там было вдоволь, и морей-океанов хватало, и горы были в наличии, и равнины… В общем, нормальная оказалась планета, с подходящей атмосферой, погодными условиями, гравитацией и прочими делами. Естественных спутников у нее не было, и с транспортника запустили пяток искусственных — и для мониторинга, и для гарантированного обеспечения связи. Танк активизировали, и он вместе с танкистами принялся подбирать место для начала поисков. Корабль совершал над планетой виток за витком, двигаясь по спирали, готовый к отражению атаки, но никто его не атаковал, равно как и не спешил с хлебом-солью. Не просматривались внизу искусственные объекты, и можно было, в принципе, выбрать наугад любую точку на поверхности Можая и совершить там посадку. Но Дарий Силва, назначенный командиром экспедиции, не спешил, ожидая, что подскажет ему интуиция. А она тоже не спешила.
Наконец Дарий решил обойтись без интуиции и определился при помощи простенькой считалочки, запомнившейся с детства: «Стакан — лимон, выйди вон!» Сначала из четырех континентов обоих полушарий выбрал два материка восточного. Затем из этих двух выбрал расположенный севернее. Разделил его на четыре сектора — и с помощью той же считалочки отдал преимущество юго-западному. Ну, а там уж без всяких считалочек решил, что садиться нужно в центре сектора и прочесывать его во все стороны. А потом, если ничего не обнаружится, переходить в северо-западный. И так далее, по часовой стрелке (хотя часы со стрелками остались только в музеях).
Транспортник финишировал на зеленой равнине, вывалил из трюма все необходимое и отбыл, оставив танкистов, Спинозу и грузчиков. Поскольку из-за отсутствия дальсвязи Дарий теперь не мог доложить Земле о выполнении или невыполнении задания, договорились так: командир транспортника по прибытии объясняет ситуацию, и пусть начальство решает, когда ему, командиру, вновь отправляться на Можай — через неделю, месяц или два. В любом случае, вернувшись в эту систему, он сможет сообщить о своем появлении танкистам — с обычной радиосвязью проблем не было. И оставалась надежда на то, что дальсвязь со временем все-таки появится. Хотя в чем тут дело, не получалось даже предположить — не было в базе данных ни транспортника, ни танка сведений о таких случаях.
Итак, корабль СДР покинул планету, грузчики Рам и Шиам принялись сооружать склад, а Дарий и Тангейзер, не теряя времени, отправились на поиски. Боевую мощь Спинозы они дополнили своими скорострелами, а вместо повседневных комбинезонов танкистов на них теперь были спецкостюмы дальразведчиков, менявшие цвета в зависимости от окружающей среды.
Еще до посадки один из запущенных с транспортника спутников получил команду перейти на стационарную орбиту именно над этим сектором. Изучив картинку со спутника, Дарий определился с первым этапом поисков. С запада, юга и юго-востока сектор омывали моря, но если на западе и юге местность до самой окраины континента была равнинной, то на юго-востоке вдоль побережья тянулись горы, не достигавшие и километра в высоту. На полпути к этим горам равнина переходила в возвышенность. Та через несколько километров сминалась гармошкой, превращаясь в короткую горную дугу, выгнутую к северо-западу, тоже не очень высокую, покрытую лесами, а за ней вновь все было гладко. Именно это направление и решил для начала проверить командир.
Да, за пять часов передвижения на воздушной подушке им не попалось ни одного признака разумной жизни — ни мусорных свалок, ни срубленных деревьев, ни траншей с трубами, ни рекламных носителей, ни придорожных кабаков. Впрочем, дорог тоже не было, а ведущие к ручьям и речкам тропинки протоптали, судя по следам у водопоя, не сапиенсы, а звери. День был в разгаре, небесный Можай щедро заливал лучами своего тезку, но теперь наперерез танку шла туча. Не сказать, что она надвигалась, как болезнь, но было понятно, что сворачивать или развеиваться не входило в ее намерения. Туча уже закрыла полнеба, подбираясь к солнцу, однако из нее пока не пролилось ни капельки. Впрочем, никакой дождь не мог помешать танку продолжать движение. Птицы по-прежнему описывали круги в воздухе, а вдалеке, возле купы деревьев, бродили, помахивая хвостами и пощипывая траву, местные коровы разных мастей, с внушительными рогами. Если на этой равнине и жили сапиенсы, то разве что под землей или внутри холмов. Хотя нет, и там их не было, потому что сканеры танка не показывали никаких обширных пустот.
Спиноза не пропустил бы ничего, хоть отдаленно похожего на искусственный объект, поэтому танкистам можно было не напрягаться, до рези в глазах вглядываясь в обзорный экран. Тем не менее Дарий продолжал прилежно осматривать местность, а вот Тангейзер, сидящий в соседнем кресле, достал из кармана комм и принялся что-то там изучать. Покосившийся туда Силва определил, что это не «что-то», а «кто-то». А точнее, Уля Люма в разных нарядах, позах и обстановке — несомненно, галерея была обширной. У Дария в комме тоже хранились кое-какие снимки Энни Дикинсон, но он никогда ими не любовался. И вообще, их отношения можно было назвать только приятельскими, не более. Во всяком случае, так говорил себе танкист.
Уля Люма тоже, как и дочка Троллора Дикинсона, была активисткой университетской организации «Студенты за учебу» и углубленно занималась цикломатрикой. Правда, в отличие от подруги, ее больше интересовали не прикладные, а философские аспекты этой отрасли знаний. Но склонность к философствованию отнюдь не мешала ей принимать участие во всех студенческих вечеринках и лихо отплясывать на столах танцы Южных островов, откуда она была родом.
— Остался у меня на память от тебя портрет твой, портрет работы Пабло Пикассо… — вдруг изрек танк, сделанный с применением удивительной архамассы. — Хотелось бы посмотреть на этот портретик, учитывая весьма специфический стиль Пикассо. Правда, были у него и вполне реалистичные работы.
