Началось всё с неожиданного признания Толстикова. Утром второго дня пребывания десантников на базе, Илья через подчиненных предложил Геверциони встречу. Георгий ожидаемо согласился: пускай генерал и не знал, что собирается сказать ему местный коллега, но важность вопроса уж точно сомнений не вызывала. Итог превзошел самые смелые ожидания.
Встретившись с Геверциони на одном из нижних уровней, в безликом складском помещении Толстиков без долгих предисловий перешел к делу:
- То, что я собираюсь сказать, Георгий, - самая большая наша тайна и самый опасный секрет... Без всяких "возможно" и "наверное"...
- Звучит весьма грозно... - серьезно кивнул Геверциони.
- И прежде всего предупреждаю: если согласишься выслушать - обратной дороги не будет. С территории базы выйти уже не сможешь. Во всяком случае - до одного из концов.
- Одного из? - не удержался от смешка Георгий.
- Да, - кивнул Толстиков. - Либо для войны, либо для нас.
- Серьезная цена... - задумчиво ответил Геверциони. - А оно того стоит?
- Стоит, - не сомневаясь ни секунды сказал как отрезал Илья.
- А по-другому использовать не получится?
- Много сложностей... - тяжело вздохнул Толстиков. - Во-первых, режим секретности... Кто знает, что там решит начальство? Разрешат или не разрешат? Во-вторых, можно просто не успеть. Не мне тебе объяснять, как долго могут наши бюрократы тянуть с решением, перекладывая ответственность. А противник ждать не будет... В-третьих... Неизвестно ещё, как поведет себя Галина... Даже получив распоряжение сверху может положить под сукно. И таких сложностей ещё уйма.
- С этим ясно... - кивнул Геверциони. - А твой какой резон? Не боишься, что подведём?
- Естественно боюсь, - пожав плечами, легко признал Толстиков. - Только выбора нет. Я ведь сказал, что это очень важно? Ну так вот: "Алатырь" уже под прицелом - и не только из-за вашего появления. Риск обнаружения неизбежен. Вы же просто послужили катализатором процесса. Нет, ты не подумай - это не обвинения...
- Да я и не думаю, - грустно усмехнулся Геверциони. - Уж ты до подобной мелочи не опустишься... Просто и правда не мешает чувствовать стыд...
- Да забудь, - махнул рукой Толстиков. - Не в том суть... Главное, что как только угроза обнаружения станет реальной - базу уничтожать.
- Жестоко, но вполне ожидаемо...
- А вместе с базой в огне ядерного взрыва сгорит и оружие. Оружие, которое ковалось не один десяток лет, которое может привести к победе... Жалко терять его из-за банальной перестраховки. Как по мне - лучше один раз рискнуть.
- Если так смотреть, - кивнул Георгий. - Я совершенно согласен.
- Ну так как - принимаешь предложение? - повторил вопрос Толстиков.
- Принимаю, - Геверциони лихо махнул рукой. - Всё равно я теперь не боец... Да и отчего бы хорошему человеку не помочь?
- Отлично... Тогда ты смотри, слушай и запоминай. Все, что смогу - покажу. Дальше уже сам решай что и как своим говорить. Но чем меньше будут знать подробностей - тем лучше. Увы, кто знает: вдруг наши внеземные гости и мысли наловчились читать?
- Это понятно... - кивнул Георгий. - Давай, искуситель, веди в свой чертог...
В итоге после недолгого, но жаркого обсуждения генералы пришли к компромиссу: неустойчивый при контакте с воздухом вирус запаивается в герметичные ампулы. Ампулы - в декоративные керамические коронки. Ну и завершение всего - умелая работа стоматолога.
Такая схема позволила с одной стороны добиться наибольше оперативности использования, а с другой - избежать лишних объяснений. В первую очередь Геверциони переговорил с теми, кому доверяет. Ничего конкретного рассказывать не стал, лишь попросил Лазарева отобрать пару десятков наиболее надежных, ответственных кандидатов. Конечно, и сами старшие офицеры не избежали принудительного лечения. В числе прочих Геверциони.
- Зачем тебе-то? - удивленно поинтересовался Толстиков. - Или собираешься здесь диверсию устроить?
- Нет, хотя мысль оригинальная... - отшутился Геверциони. - Если серьезно - не только мне... Хорошо и других на базе. На всякий случай.
- Зачем? В чем прок? Если противник подойдет - "Алатырь" придется ликвидировать. Вместе со всем персоналом, включая и нас с вами.
- Ну-у... Пути проведения никому неведомы... - глубокомысленно заметил Геверциони. - Разве можно гарантировать, что наши незваные гости не найдут способа проникнуть суда скрытно? Нет, я уверен - ты не из тех, кто все яйца в одну корзину складывает...
- Ладно, черт с тобой, - Толстиков, хохотнув, махнул рукой. - Проведем избирательную диспансеризацию. Только чуть позже, чтобы тревогу не поднять. Пускай сначала твои выступят...
Глава N8 - Ильин, Фурманов, Лазарев. 04.10, 18 ноября 2046 г.
Уже вторые сутки начинались для Ильина с тревожного покалывания в груди. Слишком, чересчур спокойно проходит марш. Словно по писанному: ни одного даже самого маленького, завалящего происшествия, ни одной опасности. И так с самого начала кампании. Даже преследователи, которых так опасались, не то что не показались в районе базы, но - по информации других центров - даже не усердствовали в поисках.
Потому торжественные проводы вышли действительно торжественными. Необходимость в спешке отпала. Самодеятельный оркестр провожающих организовал вполне достойное выступление. Компанию коллегам составил сводный отряд музыкантов бригады. С коротким напутствием выступило начальство базы: Ветлуга и Белозёрский. Директор зачитала обращение командования с пожеланиями успехов и прочая. Рафаэль выступил неожиданно горячо: оказалось, что рафинированный штабной сухарь, каким Ильин и представлял генерала, совсем не так прост. Умело пользуясь арсеналом оратора, Белозёрский начал с общего положения, пробежался по историческим аналогиям, а затем обрушил всё мастерство на финальную часть речи - объяснение задач похода и значимости успеха для трудового народа, для страны и всего человечества...
И так легко, так изящно выходило, что даже Ильин восхитился - профессионализм коллег полковник признавал легко, не завидуя. Люди слушали, словно завороженные: в широко распахнутых глазах отражались далекие всполохи, тени минувших эпох, на щеках проступил румянец. То и дело строй сотрясал то хохот, когда с виду интеллигентный генерал с непринужденной легкостью отпускал солёную шутку, то сдавливало петлей суровое молчание, стоило Белозёрскому внезапно произнести нечто возвышенное, серьезное. Даже обыденный с виду пафос не казался в устах генерала формальностью - самые затертые слова, внезапно обретая остроту, ранили людей точно в сердце.
И уход генерала с импровизированной сцены бойцы провожали искренними аплодисментами. Зоркий Ильин даже успел приметить, как сквозь повседневную маску на лице Белозёрского проступили вполне человеческие чувства. Сморгнув, генерал поспешно встряхнул неуставной шевелюрой, чтобы никому не позволить заметить и тени секундной слабости. И уже в следующий миг Белозёрский вновь предстал в привычном облике рафинированного сноба...
