— Нет, внедорожник. Но несколько раз, — ответил я… — Вик, поможешь?
— Моих сил может не хватить. Я же не волшебница. В смысле, волшебница, но только учусь.
— Вот.
Димон с трудом вытащил из кармана несколько кристаллов, нанизанных на переплетенные шнурки. Но нам передать не смог. Пришлось Мишке вставать и становится посредником. А Байков продолжил, еле шевеля распухшей от кровоподтека губой.
— Кристаллы. В них немного силы, они могут помочь. Все, что у меня осталось.
Вика кивнула и надела шнурки на себя. В этом халате и тапках, да еще с кристаллами на шее, выглядела она невероятно странно. И привлекательно. Видимо я не обращал раньше внимания, но Тихонова была самой обычной. Без задвигов по ревности и превращений в бешеную фурию посреди вечернего леса. А еще высокой и красивой. И разве этого мало?
Я до того отвлекся, что вздрогнул от стона Байкова. Димон стиснул зубы и закатил глаза от прикосновения Вики, всем своим видом показывая, что процесс выздоровления вызывал в нем противоречивые чувства. Скорее даже больше отрицательные, если быть предельно честным. Но чудо совершалось. И происходило оно на наших глазах.
Под оглушительный треск рассыпался на части один из кристаллов. Он разлетелся неровными крошками по всей комнате, а сам шнурок остался на шее Тихоновой одиноким висельником рядом с еще живыми людьми. Глубокие раны Димона медленно, но неотвратимо затягивались, на местах легких порезов розовела свежая кожа, лицо возвращало себе первоначальный, Байковский вид.
Треснул второй кристалл, превращая пол нашей комнаты в физкабинет по исправлению плоскостопия. Зайцеву уже надоело бледнеть, и он просто наблюдал за происходящим, натянув одеяло до открытого рта. Рамиль почему-то схватился за голову, точно боялся, что его волосы от увиденного могут убежать и их непременно придется ловить. Мишка выглядел более адекватно, хотя и у него физиономия была довольно удивленной. Еще бы, только что на наших глазах отбивная вновь становилась привычным Дмитрием Байковым.
— Это все, что я могу, — сказала Тихонова, убрав руки от товарища.
Она обессиленно села на ближайшую кровать и попыталась снять единственный оставшийся кристалл.
— Нет, Вика, я не приму это обратно. Ты его заслужила. И спасибо.
— Рассказывать что случилось, вы, конечно, не будете? — спросила она.
— Прости, но не надо задавать вопросы, на которые мы не сможем ответить или начнем врать, — сказал я. — И действительно спасибо. Я твой должник.
— Проводишь? — попросила она.
Я не совсем понял, зачем? Коридор не такой уж и длинный, ее комната так и вовсе через несколько дверей. Но раз девушка просит…
— Сюда иди, — сказала она возле своей комнаты, прикоснувшись к больной руке, вливая в нее силу. — У тебя трещина в кости. По возможности, старайся ее не беспокоить.
Хорошо сказать «не беспокоить». Так завтра Якуту и скажу: «Я тут вчера с Башни грохнулся. А потом еще с минотавром «раз на раз» вечерком вышел. Этот бык меня козлом назвал. Мне бы теперь руку не беспокоить». Я даже попытался представить участливое лицо наставника, но, либо фантазия подвела, либо трудно вообразить то, чего никогда не выдел. Другими словами, ничего не получилось.
— И вот еще что, Макс.
Вика прильнула ко мне и поцеловала. Мимолетно, быстро, я даже отстраниться не успел. Или просто не хотел.
— Спокойной ночи, — сказала она и юркнула в свою комнату, оставив меня в некоторой растерянности.
Нет, ощущение взаимной симпатии было давно. Только оно казалось очень слабо выраженным. И заключалось по большей степени в неуклюжих переглядываниях. Я оглядел пустой коридор. Почему у меня создалось ощущение, что за нами кто-то подглядывал?
— Максим, что тут происходит? — спросил Зайцев, как только я вернулся в комнату.
— Леха, я тебе завтра все расскажу.
Если честно, то мне даже в голову еще не пришло, как бы поудачнее соврать благородному. А, как известно, утро вечера мудренее. К тому же, необходимо было срочно поговорить со своими.
— Так, ребята, всем в душ и спать, — скомандовал я.
Зато уже под шум льющейся воды у нас состоялся полноценный совет. Он ведь именно так и должен проходить — четверо голых пацанов рассуждают о прошедшем испытании.
— Это был лев, — рассказывал нам Мишка. — Только здоровый. Я никогда таких не видел.
— А ты часто львов видел? — поинтересовался Рамиль. — Вот у нас было чудище, так чудище. Сам раза в четыре больше меня, рогов на голове с десяток.
— Всего два, — поправил его я. — И все-таки он выглядел пониже.
— Просто темно было, — отмахнулся Рамик. — Но мы его еле одолели.
— Мы? — спросил Мишка. — В смысле, вы оба участвовали? Меня вытеснило наружу. Даже помочь ничем не смог.
— Это потому что ты не маг огня, — парировал татарин. — Я отвлекал минотавра как мог.
— Ладно, не о том речь, — прервал я спорящих. — Что там со львом?
— На него вообще ничего не действовало, — ответил Димон. — Ни одно заклинание. Если бы не защитные и атакующие артефакты, совсем плохо пришлось.
— И как ты его победил?
— Веревкой. В смысле, артефакт такой. Его еще мой дядя придумал. Веревка укорачивается или удлиняется в зависимости от воли артефактора. Мне удалось накинуть ее на шею льву и все.
— Погоди, — меня словно током пробило. — Я только сейчас понял. Я заколол мечом минотавра, ты задушил льва. Вы чего, ребят, я один «Мифы и легенды древней Греции» читал?
— Тесей и Геракл, — выпучил глаза Мишка. — Это что получается…
— Мы должны повторить их подвиги. В этом и есть испытание.
— Это Димон-то Геракл? — спросил Рамиль. — Ну, если только со спины. В темноте, с расстояния в пару километров.
— Но все сходится, — сказал я. — Важно другое, где должно произойти следующее испытание? И когда? Мишка, погляди.
Я протянул Максимову «бумажный рог» и тот зачитал вслух.
— Когда нальется солнцем венеров плод, когда кровь переполнит зернистое яблоко, когда небесная колесница гиперионида повернет светило, сила вновь проявит себя. В месте, где верхний мир сходится с нижним.
— Ну давай, объясняй, — выступил с претензией Рамиль. — Че это все значит?
— Я не знаю, — пожал плечами Максимов. — Слово в слово как у нас. Когда лев погиб, от его тела отделился лоскут. Там тоже про венеров плод и зернистое яблоко. Только сила проявит себя в месте, где небо сходится с землей.
— Жаль, я думал, ты хоть что-нибудь объяснишь. Тогда давайте действительно мыться и спать.
Ночь пролетела, как один миг. Так бывает, когда поздно ложишься и рано встаешь. Рука все еще ныла, но после процедур Вики я хотя бы мог ею двигать. Посмотрел с завистью на спящих Рамиля и Леху, чуть не споткнулся о похрапывающего на полу хмельного Потапыча и стал одеваться на медитацию.
Я окончательно не проснулся даже тогда, когда добрел до полянки, все еще функционируя на автопилоте. Якут с интересом посмотрел на меня. Казалось, он прощупывает взглядом руку, точно что-то чувствует, но неизменно не сказал ни слова. А я сел, скрестив ноги, и стал тупить в никуда.
Из-за постоянного недосыпа в голове даже мыслей не было. Тут еще эта рука, да и общее состояние потерянности. Больше всего хотелось оказаться подальше отсюда, от всех этих перманентных проблем. Ведь я крошечная частичка в нескончаемом водовороте зыбучих песков.
Все произошло быстро и стремительно. Я вроде клевал носом, потом медленно моргнул, а когда открыл глаза, все трансформировалось. Изменения в сознании стали заметны не сразу. Лес представал все таким же тихим, спокойным, одним словом — утренним. Но мне показалось, что теперь я вижу его более обширно. Точно рассматриваю с вертолета. Запоздало пришло понимание, что именно сейчас рука не болит. Да и красные, будто в них насыпали толченого стекла, глаза теперь не слипаются. Я чувствовал себя нормально. Впервые за долгое время.
И все же лес вокруг был другой. Словно я очутился в странном сне и ве осознавал. Оставалось самое сложное — взять его под контроль. Я вытянул руку вперед и увидел на ней пальцы. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь… Бред какой-то. Это невозможно.
