– Да я бы и сам отдал, – ошарашено пробормотал Жаба, наблюдая как резак исчезает в моей руке, отправляясь в ячейку инвентаря.
– Считай, я тебе слегонца помог, – хмыкнул я, мысленно зарекаясь, принять в следующий раз черную жемчужину и привязать, наконец, к себе столь ценный предмет, во избежание в будущем подобных недоразумений.
– И каков ваш улов с трех споровиков? – озадачил очередным вопросом подопечных, отвлекая от происшествия с резаком.
– Одна гладкая янтарная нить; две белых и три черных звезды; одна золотая, шесть белых и тринадцать желтых горошин; и сто двадцать четыре спорана, – лихо отрапортовал Жаба.
– Жемчужин, увы, не оказалось, – вклинился Скунс.
– Всего на общую сумму в тысячу двести пятьдесят четыре спорана, – неожиданно подытожил Жаба.
– Охренеть! – невольно вырвалось у меня. – Как это ты так?..
– Так ему ж черная жемчужина Дар менялы открыла, – пояснил Скунс, не дослушав вопрос. И от гордости за друга в очередной раз громко испортил воздух.
– Да ты задрал уже! – в два голоса окрысились мы на вонючку.
И тут же очень об этом пожалели.
Скунс испугался и выдал нам еще целую серию «ароматных» хлопков.
Глава 20, в которой я отправляюсь на охоту, но превращаюсь в дичь, и загибаюсь от чересчур горячего привета из прошлого
Четыре самых ценных трофея (две белых звезды, гладкую янтарную нить и золотую горошину) я спрятал в освободившиеся доп. ячейки инвентаря, а остальную кучу малоценных трофеев закинул в мешок, ощутимо потяжелевший после очередного пополнения.
Забрав у Жабы так и не пригодившийся «стечкин», я сунул пистолет за пояс и, подхватив рюкзак, объявил подопечным об окончании отдыха.
На этот раз следом за мной снова пристроился Жаба, а Скунс привычно стал замыкающим. Чтоб Скунс в конце чувствовал себя поуверенней, перед началом очередного марш броска я вооружил его призванной из ячейки лопаткой.
Вопреки моим опасениям, за пару часов беспрерывной ходьбы, продлившейся до наступления темноты, на лесных тропах нам никто не встретился. Хотя мы неоднократно пересекали крошечные и большие лесные поляны, каждый раз нам везло, и мы ни разу не натыкались даже на следы тварей.
Из-за жесткого цейтнота, поначалу я решил было, что по лесу мы будем идти всю ночь, чтоб с рассветом прибыть в Молотилку, и у меня оставалось еще хотя бы пять-шесть часов на ударный марш-бросок до Вешалки. Но после того, как Жаба за спиной разворотил себе пол щеки о незамеченный во тьме сук (а попади острая деревяшка ему двумя сантиметрами выше, бедняга вообще мог лишиться глаза), пришлось переиграть намеченный план.
Двигаться в густом ельнике при скудном лунном свете (едва пробивающимся вниз сквозь пышные лапы елок) даже с моими серьезно прокаченными Наблюдательностью и Удачей было не просто. Новички же плелись за моей спиной практически на ощупь, как слепые котята. Пришлось на вынужденной остановке, когда знахарь Скунс затягивал приятелю рану на щеке, пообещать подопечным ночную стоянку на следующей поляне.
Долго ждать обещанного привала не пришлось. Возобновив путь, уже шагов через пятьдесят я заметил впереди характерные просветы между елками. И не желая совершать предыдущей ошибки, решил на всякий пожарный просканировать окрестности поляны, где нам предстояло заночевать.
– Сквозняк, – шепнул под нос фразу-активатор.
И черная колючая стена елок вокруг мгновенно стала призрачно-серой.
– Твою ж мать! – зло выругался я шепотом, обнаружив впереди впечатляющее скопление человекоподобных живых существ.
За спиной раздался испуганный выхлоп пердуна, и озадаченный возглас врезавшегося в мой рюкзак Жабы:
– Ну че там еще?
– Тихо, мля! – шикнул я на сгрудившихся за спиной подопечных и, после короткой паузы, взятой мною на обдумывание очередного форс мажора, шепотом пояснил: – Короче, парни, впереди большая поляна, на которой обретается около сотни тварей.
Скунс тут же прокомментировал тревожную весть в своей излюбленной манере – шумно испортив воздух.
– Заткни свой пердак, чудило! – опередив меня, отчитал приятеля Жаба.
– Да я ж не специально. Оно само, – покаялся вонючка и снова звонко поддал газку.
– Сука! Ты ж запалишь нас! – зашипел Жаба в отчаянии.
– Заткнитесь оба! – шикнул уже я на подопечных. – Живо оба под елки, и молитесь Стиксу, чтоб твари вас не учуяли.
– Ага, не учуют с ним, как же, – заворчал Жаба, опускаясь на колени и забираясь под раскидистые нижние лапы ближайшего дерева.
– Да я ж не нарочно, – обиженно откликнулся Скунс, из-под соседней елки.
– Короче, сидите и не высовывайтесь до моего возвращения! – приказал я и, пройдя по тропе еще несколько шагов, закинул под елку свой рюкзак.
Скоренько раздевшись догола, сунул в схрон к рюкзаку одежду, обувь и оружие, и налегке, ощущая голой кожей бодрящую прохладу весенней ночи, без малейшего шума выбрался на залитую лунным светом поляну.
«Чужая лапа», как на заказ, полностью откатилась у меня сорок минут назад, и накопленной за два часа ходьбы маны как раз хватало на активацию этого чрезвычайно действенного против тварей Дара. Конечно, имелись опасения, что в ночи окажется трудно уследить за всеми разбегающимися тварями – ведь имеющийся опыт аналогичных схваток подсказывал, что, как только я превращусь в рубера и начну валить зараженных налево и направо, твари бросятся врассыпную, как мыши от кота. Но я надеялся, что внушенный рубером ужас, заставит тварей улепетывать без оглядки. И даже если кто-то выберет для бегства с поляны нашу с парнями тропу, ужас притупит чувства улепетывающих тварей, и они не почуют затаившихся в ельнике сбоку от тропы новичков.
Благодаря прокаченному Следопыту двигался я абсолютно бесшумно. И услышать мою легкую походку спящие вповалку на траве бегуны и лотерейщики вряд ли были способны. А вот унюхать смогли запросто. Потому, стоило мне сделать по поляне в сторону спящей стаи всего пару шагов, и сразу десяток тварей настороженно вскинули головы над землей.
– Ну погнали, – уже не таясь, залихватски хмыкнул я и, переходя с осторожного шага на бег, озвучил фразу-активатор:
– Левак!
Подорвавшиеся было на перехват голому безоружному источнику вожделенной биомассы твари, словно врезавшись в призрачную стену, дружно тормознули и отшатнулись назад, когда мое тело начало стремительно меняться. За какую-то секунду из двухметрового человека я превратился в четырехметрового рубера, с ног до головы укутанного в толстые роговые латы, слепого на один глаз, но с длиннющим хвостом.
Чуждое человеческому уху урчанье пробудившейся от спячки стаи в моей голове вдруг сложилось в понятную многоголосицу:
– Большой сильный! Хочу к ним!
– Большой найдет еду! Хочу к ним!..
– Большой прогонит других! Хочу к ним!..
Из общей какофонии подхалимского урчанья выбилось неожиданно осмысленное деловое предложение от одной из тварей:
– Большой, тут недалеко три еды. Могу проводить и показать. Бери меня в ближники, не пожалеешь.
Проследив осмысленное урчанье, я увидел в окружившей меня толпе знакомую низкорослую фигуру сбежавшего топтуна-коротышки.
Подтверждая единогласный выбор стаи, перед моими глазами загорелись строки системного запроса:
Внимание! Зараженные… (дальше шел длинный перечень из девяноста восьми разноуровневых тварей) …просят вас принять их в ближний круг.
Согласны принять? Да/Нет
– Очень смешно, – задрав голову, я раздраженно уркнул в ночное небо.
И мысленно надавив «нет», коварным ангелом мщения обрушился на опечалившихся просителей.
Своей главной целью я наметил чересчур разумного и потому на порядок более опасного остальных окружающих тварей топтуна-коротышку.
Но низкорослый ублюдок, подтверждая свой развитый интеллект, словно каким-то шестым чувством угадав, что сейчас произойдет, шарахнулся в сторону за миг до удара моего хвоста, и вместо глазницы топтуна полуметровое жало пробило еще недостаточно прочную грудную роговую пластину оказавшегося за спиной коротышки лотерейщика.
