Ознакомительная версия.
Такая догадка напрашивалась сама собой. И кригариец был бы немало удивлен, подумай заклинатель молний иначе. Он и не подумал. Удостоверившись, что канафирец не пьян, а оглушен, что также подтверждала свежая шишка у него на затылке, курсор указал храмовникам на «бандитов» и повелел:
– Поставить на колени и надеть на них кандалы!
Вряд ли им грозило оказаться в Капитуле – скорее всего, дозорные просто передали бы их первым встречным стражникам. Вот только для Баррелия не имело разницы, в чьи подвалы его заточат. Он не собирался в гости ни к заклинателям молний, ни к обычным тюремщикам. Также, как и Бестия. Которая атаковала стерегущего ее храмовника в тот же самый миг, как монах набросился на своего.
Гвардия курсоров состояла сплошь из отборных головорезов. И недооценивать их было бы серьезной ошибкой. Но еще большей ошибкой было бы недооценивать самого курсора. Наоборот, его надо было опасаться в первую очередь, поскольку он мог убить любого противника на расстоянии блитц-жезлом. А вот Баррелий не мог себе позволить убивать храмовых дозорных и это накладывало на него серьезные ограничения.
Чтобы храмовник не пырнул его саблей, ван Бьер подскочил к нему вплотную. И, схватив за грудки, саданул ему лбом в переносицу. А затем, не отпуская ошарашенного противника, впечатал его изо всех сил в стену. И потом – еще разок. И еще. К счастью, третий удар все-таки угомонил этого крепыша. После чего он, выронив саблю, грохнулся навзничь и лишился чувств.
Бестия была слишком тощей, чтобы колошматить дюжего конвоира о стену. Поэтому она не придумала ничего лучше, кроме как отпихнуть его и броситься наутек. Храмовник метнулся было за ней, но добежал лишь до выхода из подворотни. Просто он заметил, как его напарник проиграл схватку с Баррелием, и тот остался один на один с курсором. Чья безопасность была для храмовника превыше всего! И он, прекратив едва начатую погоню, поспешил обратно.
Но поспешил не сразу, а чуть погодя. Прежде чем вернуться в подворотню, храмовник схватил висящий у него на шее рог и протрубил сигнал тревоги. Чьи ноты напомнили ван Бьеру начало одной солдатской песенки, вот только сейчас эта мелодия его не обрадовала. Потому что она эхом разлетелась по округе, и ее наверняка услышали или другие храмовые дозоры, или стражники.
Пора было монаху брать пример с хитрой канафирки: тоже драпать прочь отсюда. А потом – и из города. Но не успел он подобрать свой меч, как случилось то, чего он опасался больше всего– его атаковал курсор.
Баррелий был в курсе, что при стрельбе из блитц-жезла расстояние до жертвы играет важную роль. Молния редко била в ту точку, куда был направлен жезл, и уже в десяти шагах от цели шансы попасть в нее сильно уменьшались. Поэтому курсору пришлось сначала приблизиться к ван Бьеру, чтобы при любом отклонении молнии она угодила в него. А куда угодила, значения не имело. В отличие от стрелы, что могла и убить, и ранить, молния почти всегда разила наверняка, что в грудь, что в пятку. И почти всегда убивала, если речь шла о боевом блитц-жезле, а не о церемониальном.
Не желая испытать на себе ярость Громовержца, кригариец подхватил валяющийся под ногами, гнилой поддон из-под кирпичей и швырнул его в курсора. И сделал это очень вовремя. Молния ударила в летящий поддон, расщепила и подожгла ее, но до ван Бьера не достала. А он, дабы не нарваться на второй выстрел, подскочил к курсору, схватился за блитц-жезл и рванул тот у него из рук, собираясь обезоружить противника.
И тут случилось непредвиденное: из жезла ударила вторая молния и угодила точно в голову своему заклинателю!
Баррелий знал, каково оно, когда тебя жгут молниями. Он испытал это на собственной шкуре, посидев одно время в подвалах Капитула по подложному обвинению. Но блитц-жезлы, которыми его пытали, сверкали и жглись слабее того, под чей удар он сейчас угодил. Но если монах испытал не себе лишь отголоски «божьей благодати», то курсора она ошарашила в полной мере.
Сила Громовержца отбросила противников друг от друга и уронила наземь. Однако ван Бьер пережил лишь кратковременные спазмы и боль. Тогда как заклинатель молний оцепенел в скрюченной позе, а от его головы, на которой сгорели волосы и почернела кожа, шел дым. И все же монах не забыл, что на выходе из подворотни его ждет еще один храмовник. Поэтому он вскочил на ноги так быстро, как только смог, дабы встретить врага стоя, а не на земле…
…И только теперь обнаружил, что держит в руке отобранный у курсора блитц-жезл!
О том, чтобы выстрелить из него, не могло идти и речи – на такие чудеса кригариец был не способен. Но выбрасывать жезл он тоже не собирался, поскольку не успел подобрать меч, а эту штуковину можно было использовать в качестве дубинки.
Приготовившись к драке, ван Бьер принял боевую стойку, но его ожидал новый сюрприз.
Увидев нацеленный на него блитц-жезл, враг остановился так резко, что едва не упал. А затем попятился от кригарийца, и пятился до тех пор, пока в конце концов не перешел на бег и не выскочил из подворотни. После чего, отбежав подальше, снова взялся трубить в горн, призывая сюда подкрепление.
– Ты глянь, какое полезное дерьмо! – подивился монах, уважительно посмотрев на свой трофей. Непонятно, правда, к кому он обращался. Бестии уже и след простыл, а те, кто остался в подворотне, не могли ни слышать его, ни ответить ему.
Подобрав с земли свое оружие, Баррелий прихватил заодно блитц-жезл и наконец-то опять вырвался на улицу.
Он не знал, куда лучше всего убегать – подмога горнисту могла прибыть отовсюду. Поэтому монах не мудрствуя лукаво помчался в сторону, противоположную той, куда отбежал храмовник. Который – вот же сукин сын! – не оставил его в покое. И пустился за ван Бьером, держась от него на безопасном расстоянии и продолжая дуть в горн.
Драпать с сигнальщиком на хвосте было рискованно – еще немного, и за кригарийцем начнут охоту стражники и храмовники всего города. Поэтому он, поплутав по улочкам и не сумев оторваться от погони, просто остановился за очередным углом и замер в ожидании.
И когда вскоре за тот же угол завернул горнист, его постигла весьма неприятная неожиданность.
Храмовник был, видимо, уверен в том, что преступник чешет от него во все лопатки, и, приближаясь к повороту, даже не притормозил. И потому как бежал, так и налетел с разбегу лбом на набалдашник кригарийского меча.
Этот дозорный оказался не столь крепким, как его товарищ. Получив по лбу, он распластался в уличной пыли и вмиг утратил желание не только трубить, но и бегать. А Баррелий растоптал вдобавок ногой его сигнальный рог, превратив тот в обломки. На всякий случай. Затем чтобы кому-то из добропорядочных горожан – а эта стычка произошла на глазах дюжины свидетелей, – не вздумалось помочь властям и подуть в горн вместо храмовника.
Ознакомительная версия.
