«Кадиллак» Савичева был головным. Его 30-миллиметровый разрывной снаряд превратил человека в красный цветок и разметал папоротниковое дерево на кусочки. Другой, калибра 7,7 миллиметра, уничтожал все живое хоть и не столь эффектно, но не менее эффективно. Его стрелок мог выдать тысячу двести 30-миллиметровых снарядов по безленточной системе подачи по одному, шесть или двенадцать в секунду, а калибра 7,7 — еще быстрее. Через четыре секунды, не найдя более приличной цели, стрелок Савичева повернул башню и начал палить по ковбоям, соскочившим с лошадей и прятавшимся в стороне от дороги.
Скрамстед остановил свой прыгунок у первых трупов, а Савичев в это время разделывался с арьергардом противника. Из своего миномета системы 7–7 с непрерывной подачей боеприпасов Скрамстед дал несколько залпов поверх голов. Тысячи осколков изрешетили ковбоев. Довершили дело три выстрела из 90-миллиметровки второго «кадиллака».
Они проехали мимо двух разбитых машин и скрылись в дыму, застилавшем горевшую местность. Люди, сидевшие на броне, скатились вниз и бросились за насмерть перепуганными ковбоями. Немного выждав, Орлов метнул в кусты ручную гранату.
Недждет Айкач спрыгнул с машины, издав ликующий вопль. Ефрейтор обожал рукопашные стычки, а стало быть, его служба на благо Империи будет блестящей, но недорогой. Выстрелив раз пять по врагу, который пытался попасть в него из длинноствольной винтовки, Айкач бросился на его товарища, выставив штык. Тот растерянно вскочил, пытаясь увернуться, но Недждет всадил ему штык в грудь и, ударив по автомату сверху, распорол до паха.
Еще два ковбоя бросились бежать. Орлов выстрелил в них и промахнулся. Присев на корточки, он прислушался. Колонна была разгромлена, оставшиеся в живых искали спасения в лесу по обеим сторонам дороги.
Айкач вытер руки о брюки, испачкав их кровью и содержимым потрохов убитого.
— Ты даже для турка ненормальный, — прокомментировал его действия капрал Орлов. Потом побежал вперед и опустился на колено возле неподвижного тела. — Эх, Тибор, Тибор, бедняга… В голову, наповал, — произнес он, переворачивая тело.
— Найди его напарника, пока тот не натворил чего-нибудь.
— Бедный парень, — механически повторил за капралом Айкач и устремился на звуки отдельных выстрелов.
Через несколько минут все было кончено. Савичев из башни наблюдал за своими солдатами, которые отказались от преследования, осознав, что рассеявшиеся по лесу ковбои полностью дезорганизованы и деморализованы. Савичев уменьшил подачу топлива, развернулся против ветра, изменил угол закрылков и лопастей винта. Машина зависла, затем коснулась грунта.
У дороги, прислонясь к папоротниковому дереву, сидел мальчик лет десяти, прижимая к себе покалеченную руку. Рядом тлели остатки пикапа, расплавившийся пластик струйками стекал по металлу на дорогу. Из кабины свешивалось нечто, бывшее ранее рукой. Над лесом поднимались клубы дыма.
«Кадиллак» пошел вперед. Впереди на дороге распростерлись тела ковбоев. В основном убитые, подумал Савичев. Он нагнулся и осмотрел отметину от скользящего попадания ракеты в башню. Подняв голову, заметил Орлова, который переходил от одной раненой лошади к другой.
Савичев досадливо поежился. Он любил лошадей куда больше, чем людей. Их хозяева, должно быть, благоразумно отошли подальше.
Все шло не по плану, но в этом были виноваты люди, составлявшие планы. Савичев сложил ладони рупором и недовольно крикнул:
— Эй! Мы что, целый день тут будем торчать?!
Люди из штурмовых взводов не любили, когда их останавливали. Движение, мобильность были их основными достоинствами в атаке и обороне.
Из лесу появилось несколько ковбоев с поднятыми руками.
— Отправить к остальным! — крикнул Орлов. — Оставьте мне транспорт для пленных!
— Что ж, неплохо. — Савичев достал из кармана взрывное устройство с часовым механизмом и бросил его Орлову. — Когда соберете оружие, взорвите его. Если найдете что-то необычное — сохраните.
Орлов поднял большой палец. Колонна бронированных чудовищ сформировала строй и скоро исчезла.
В сорока километрах к северо-востоку Тихару Ёсида уже грузил отделения взвода Киритинитиса на борт трех из четырех легких транспортных самолетов батальона, чтобы завершить очистку территории от противника. Командир 2-й роты приобрел в боях на Ашкрофте полный рот металлических зубов и по шраму на щеках. Он не дал Девуку убрать их с лица. Капитан Ёсида, по его собственным словам, мог «забивать гвозди в стену головой». Солдаты звали его за глаза Консервный Оскал и удивлялись, как это пуля прошила ему рот, когда тот был закрыт.
Большинство из оставшихся в живых людей Чокера миновали кордоны Ёсиды и через день-два вышли из леса, но не многие сохранили желание воевать. Тело Айена Чокера так и не было найдено. Коломейцев здраво рассудил, что ковбои не станут создавать ему проблем в этом обезлюдевшем районе, и приказал остановиться, чтобы отдать дань погибшим. Речь произнести поручили Фриппу и де Канцову.
— Где-то теперь пасет своих коров этот Чокер? — рассеянно произнес Фрипп, когда формальности закончились.
Де Канцов сидел и поглаживал штык. Он деланно зевнул, показывая, что не желает вступать в беседу с Фриппом.
— Дэ-Ка, откуда такая приверженность к анахронизмам? Штык — это такая древность… Пенис кастрированного петуха!
— Ничего, как всадит в задницу — мало не покажется!
Верещагин не поощрял у себя в части сквернословие. Грязный Дэ-Ка выделялся в этом смысле даже на фоне остальных, далеко не изнеженных ма-меньких сынков, которые не могли произнести и трех слов, не вставив какое-нибудь сочное выражение. Верещагин и Санмартин решили, что в первый день каждого месяца он будет отрабатывать шесть часов наряда за сквернословие.
Фрипп махнул рукой.
— Как же! Госпитальная статистика гласит, что колотые раны не составляют и десятой части ранений.
Люди Варяга, особенно финны, удивляли своим пристрастием к холодному оружию. Мидзогути во второй роте имел при себе две сабли, зам. Палача, Биллем Швинге, носил боевой топорик, а Караев из 9-го взвода… потрепанный черный зонт!
— Все может быть, — спокойно согласился де Канцов, придирчиво пробуя пальцем острие штыка. — Но если в рукопашном пустишь в ход эту штуку, то бедняге, которому ты ее засадишь, госпиталь уже не светит. — Он еще несколько раз провел рукой по лезвию. — Для этих паршивых ковбоев сойдет. А что поганые японцы говорят, Фриппи? Раз-два-три и ты в аду?
— Примерно, — ответил Фрипп. — Они говорят: «следующий».
