— Примерно, — ответил Фрипп. — Они говорят: «следующий».
Хярконнен негромко постучал в дверь Верещагина.
— Пришел запрос.
Антон кивнул ему, развалившись на «паукообразном» стуле. На полу сидел Харьяло и чистил оружие.
— Что у нас там, Тимо? — спросил Харьяло.
—. От полковника Линча. Ему нужен экземпляр списка личного состава нашего батальона.
— Небось Донг, — предположил Верещагин.
— Скорее этот, по политике, — Гамлиэль, — отозвался Харьяло.
— Отдай это батальонному сержанту. И попроси сочинить что-нибудь.
Хярконнен достал еще одну бумажку.
— От полковника Линча. Он хочет знать, почему наши медики не носят нарукавных повязок с крестом.
— Неужели и это заметил? — удивился Харьяло.
— Рабы на Ашкрофте палили по красным крестам, как по живым мишеням. А медики, которые остались в живых, предпочитают теперь стрелять первыми. Ему это надо объяснять? — спросил Хярконнен.
— Нет, незачем резать правду-матку штабным. Есть одна мыслишка. Матти, кто у нас имеет медицинскую лицензию? — задумчиво спросил Верещагин.
— Вот черт! Ну, Винсент — точно. Надо спросить батальонного сержанта. Господи, Антон, ты же не хуже меня знаешь, как давно мы были рядом с какими-то курсами, где выдают бумажки! Что касается системы подготовки замен, то это смех один! Тебе следовало пристрелить Притчера еще четыре года назад! Продавать налево сильнодействующие таблетки — все равно что продавать оружие! — И Харьяло многозначительно поднес к лицу дуло пистолета.
Верещагин опустил веки и стал постукивать трубкой по колену. Зная его привычку, Харьяло и Хярконнен примолкли. Наконец Антон открыл глаза.
— Матти, по нашему штатному расписанию нам положено иметь одного медика на стрелковый взвод. У нас есть, я думаю, по два с лицензиями. Посчитай их всех и запроси еще семь.
Верещагин еще несколько раз постучал трубкой по колену. Харьяло подождал.
— Потяни, пожалуйста, несколько дней, а то мне не хочется видеться с Евой, если документы будут лежать у нее на столе, — закончил Верещагин и убрал трубку в карман.
Хярконнен кивнул и достал новую телеграмму.
— Еще одна. От полковника Линча. Он желает знать, почему третья рота не берет на патрулирование зенитные установки.
— Это, по-моему, работа Донга. Ну что тут сказать?
— Смешно, Антон. Сколько же, они там думают, имеется приличных самолетов у местных?
А вообще нам надо что-то делать. Благодаря удачному маневру Рауля эти дети природы на пару дней присмирели. Но скоро мы будем с ними сталкиваться по два-три раза каждое утро. Обратите внимание, сколько времени возились роты Хигути. Причем неизвестно, кто из двух — полковник Линч или буры — окажется для нас большей проблемой.
Верещагин встал, в задумчивости вытащил трубку и ушел.
Хярконнен посмотрел на Харьяло и пожал плечами.
— Есть еще одна телеграмма. Адмирал поздравляет нас с нашей коллекцией оружия.
Харьяло взорвался от смеха.
Дело в том, что адмирал направил своих ищеек, чтобы те ускорили сбор образцов оружия. В Йоханнесбурге Альберт Бейерс побелел как молоко, когда Варяг обрадовал его этой новостью. Скверная репутация имперской службы безопасности была, наверное, известна даже за пределами обитаемой зоны. Переводчице Рауля Санмартина с трудом удалось уговорить Бейерса продолжить разговор.
Батальонный сержант Малинин поговорил по душам с замкомвзвода службы безопасности, а в результате офицеры Санмартина отправились вместе с ними, чтобы умерить пыл ищеек и избежать ненужных эксцессов. Набрали триста сорок семь единиц без всяких инцидентов. Эта успешная акция задала тон кампании и в других городах:
Старший связист сержант Хярконнен наморщил нос и удалился.
Почти тут же раздался тихий стук в дверь. Харьяло поднял голову и увидел на пороге Эдмунда Муслара.
Муслар стал популярен буквально за несколько дней, помогая Буханову. Он получил прозвище «Полночь».
— Открыто, — заметил ему Харьяло.
— Сэр, я хотел бы поговорить с подполковником Верещагиным, — нерешительно произнес Муслар. — Не думаю, что мне следует направляться в одну из фронтовых рот. Я считаю, что в создавшихся условиях мне целесообразнее оставаться здесь, в штаб-квартире батальона, сэр.
Харьяло выслушал его не отрывая глаз от оружия.
— Почему? — спросил он.
— Я полагаю, что это пагубно отразится на наших отношениях с местным населением, сэр.
— А-а, — понимающе протянул Харьяло. Он еще раз протер маслом ствол и посмотрел на свет, потом прочистил шомполом с тряпкой, чтобы убрать лишнее масло. — Давайте, Эдмунд, поговорим. Недавняя операция Хигути и Кимуры напоминает великий потоп и Ноев ковчег. Эбиль, который там был в конце боя, уже не понимал, кто и в кого там стреляет. Скромность не позволяет мне дать точную характеристику тому батальону, но кто-то явно взвалил на себя непосильную задачу — впрячь в один плуг мустангов и тягловых лошадей.
Муслар улыбнулся, показав белые зубы, и сказал:
— Принято решение прилагать все усилия, чтобы не разжигать местные предрассудки.
— Думаю, в данном случае это было глупо.
— Отправляясь сюда, я с пониманием отнесся к решению капитана Донга, что я не буду приписан ни к какому батальону из-за моего цвета кожи. Хорошо еще, что меня не поставили заниматься подготовкой пополнения. Однако я понимаю, чем руководствовался капитан Донг, и не хочу быть ни в чем помехой.
Харьяло с трудом сдержал смех. Он вспомнил, что Рауль Санмартин услышал от Брувер: увидев белуджей Кимуры, буры стали говорить, что, мол, лучше уж казаки, чем черномазые кафры.
— Эх, Эдмунд, мне бы ваши годы, — произнес Харьяло.
Муслар удивился.
— Я не совсем понимаю, о чем вы, сэр. Харьяло добродушно рассмеялся.
— Не обращайте внимания, Эдмунд. Так каким образом вы получили приказ?
— За два дня до вылета. Я подозреваю, все проходило в страшной спешке.
— Эдмунд, я хочу обратить ваше внимание на несколько фактов, пока вы не пошли со своими доводами к Варягу. — Харьяло закончил сборку затвора. — Первый: Донг — кретин. Если вы будете ходить и везде его цитировать, то не успеете моргнуть глазом, как займетесь этим самым обеспечением пополнения. Второй состоит в том, что мы рекрутировали тут же на Ашкрофте около двадцати солдат, и вы будете казаться белой-белой снежинкой на нашем фоне, потому что местные не очень любят нас и вряд ли полюбят в ближайшее время, а у нас нет времени потворствовать их предубеждениям.