Харьяло сделал паузу.
— И наконец, факт третий и последний. Если вы пойдете к Варягу и скажете ему то, что сейчас сказали мне, я не знаю, что он с вами сделает. Вам понятно?
— Да, сэр.
— И хватит говорить «сэр». Дети уже давно легли спать.
— Да, сэр.
Харьяло закончил возиться с затвором.
— Эдмунд, у вас или слишком отработаны рефлексы, или отказывает память. Меня зовут Матти. Ваша семья? Есть братья, сестры?
— Да, сэр… То есть Матти. Брат и сестра по матери.
— Ваша семейная корпорация?
— Мы в одной из дочерних компаний Мицубиси. Там служит брат.
— Значит, вы младший сын. А Теперь скажите-ка мне, Эдмунд, с чего начнем строить отношения с бурами?
— Без опыта трудно сразу сформулировать свое мнение, но думаю, надо попытаться завоевать их доверие.
— Нам придется стрелять в них, только чтобы как-то привлечь их внимание. Ваши предложения?
— Я обдумаю проблему, и, полагаю, что-нибудь придет в голову.
— Да, уж лучше пусть придет что-нибудь, — ответил Харьяло. — Все, можете идти. В один прекрасный день объясните мне все эти хитрости с предубеждениями.
Муслар широко улыбнулся.
— Не уверен, что смогу, сэр. Вам лучше попросить кого-нибудь из буров это сделать, у них получится куда лучше.
Ночь была очень темной, и старший сержант Симадзу несколько раз проверил, тот ли это адрес, затем вежливо постучал в дверь.
Жанни Терон с громким ворчанием проковылял к двери и открыл ее. Тут же получил оглушающий удар и был сразу упакован в мешок. Жена крикнула, чтобы он поскорее ложился, но Жанни уже этого не слышал.
В том же городе находился и главный цензор Шу. Он не спал. Цензор сидел и держал руку на переговорном устройстве. Он испытывал припадок нерешительности.
Функции имперского цензора ничем не отличались от тех, какими они были во времена первых римских цезарей: поддерживать общественную нравственность, поощрять добродетель и наказывать зло в той мере, в какой того требуют интересы безопасности государства.
На Зейд-Африке наблюдать за печатными изданиями было проще простого. Газеты и прочие публикации продолжали выходить, но по каждой заметке «прошлась невидимая властная рука». Шу вежливо пояснял издателям, что всякая попытка обойти цензуру будет пресекаться самым жестким образом. Большинство правильно поняло его, но до некоторых все доходит не сразу. Поэтому пока выпускаются лишь девять газет. Эфир представлял собой известную трудность, но Шу составил программы того, что и как следует говорить на африкаанс. Несмотря на отлаженный порядок, мрачные предчувствия не оставляли его.
Газета «Африканер» захотела опубликовать крошечную статью, в которой обосновывался тезис о том, что африканеру аморально покупать у неафриканера. Автор, Доминее В.К. Стрейдом, безуспешно пытался доказать, что это рассуждения чисто богословского характера.
Африканеры — сложный народ. В ответ на утверждение, что белое — это белое, они начинали доказывать, что белое — черное или, как минимум, серое, и дальнейшее ведение дискуссии требовало высокого умения. «Вы должны понимать, что африканеры в национально-политическом контексте…» Все верно, но что-то в Стрейдоме настораживало.
Старший цензор прослужил в этом ведомстве тридцать один год из сорока девяти прожитых на свете. Он. был уверен в себе и доверял прежде всего собственной интуиции.
Что-то в нем чувствовалось фальшивое… Шу набрал номер Реттальи.
— Значит, это и есть разведка, — сказал Санмар-тин, шагая по взлетно-посадочной полосе рядом с Реттальей. — Что-то мне время не нравится.
Ретталья улыбнулся. Форма у него была отлично сшита, заметил Санмартин.
— Лягушек легче ловить в пруду на фонарь. Меньше хлопот. Ты вернешься в Йоханнесбург к утру, причем помудревшим. А что ты думаешь о «Коффи-хейсе»?
— Так себе.
— Рауль, в Токио такого не купишь за кучу денег, — сказал Ретталья обиженным тоном и бросил Санмартину пачку сигарет.
— Что это?
— Мелкие деньги.
— Я не курю, — сказал Санмартин, разглядывая пачку.
— Как сигареты они достаточно паршивые. Но когда «ЮСС» начала фокусничать с валютой и та словно сквозь землю провалилась, пришлось придумать какой-то эквивалент денег.
— Но ты же платил обычными деньгами, — заметил Санмартин.
— Я — да… Через неделю адмирал объявит о переменах.
Санмартин изобразил средним и указательным пальцами правой руки ножницы.
— И три минуты спустя весь штат «ЮСС» не будет стоить выеденного яйца. В моем городе многие пострадают от этого.
— Я хотел бы, чтобы ты и Варяг, — сказал Ретталья, — завели тут друзей после этого.
У входа Ретталья остановился и предупредил Санмартина:
— Пока не очутишься в звуконепроницаемом помещении, веди себя тихо. Работа займет, возможно, несколько часов, так что перед возвращением можешь выпить чашечку кофе.
Санмартин с отвращением поежился.
— Ничего, кроме чая. — Он последовал за Ретта-льей внутрь здания, потом спустился. — В этих твоих застенках запросто приобретешь клаустрофобию, — заметил он.
— Зато столько преимуществ. — Ретталья остановился перед массивной металлической дверью. — Милости просим. И — оставь надежду всяк сюда входящий. — Он сделал знак, чтобы Санмартин проходил.
В помещении сидел привязанный к стулу мужчина. Голова его была закрыта черным колпаком. Ретталья кивнул.
— Это Терон. Школьный учитель. Он из «братьев», низшего звена, — сообщил Ретталья, отвернувшись от пленника. — А это сержант разведки Менсиес. Сержант, позвольте узнать, он сейчас под воздействием инъекции?
— Мы можем привести клиента в чувство в любой момент, когда пожелает майор, — ответил Менсиес, следя за Симадзу, который был здесь старшим.
— Великолепно. Пожалуйста, держите меня в курсе, — приказал Ретталья и остановился у мониторов, контролирующих физическое состояние пленника.
— Мне кажется, дыхание клиента становится прерывистым. Ваше мнение, сержант?
— Полностью согласен с вами, уважаемый майор. Однако хотел бы, с вашего позволения, предположить, что подобные вещи не выходят за рамки допустимого. Вводить сейчас стимулирующее средство было бы нецелесообразно, — произнес Симадзу.
— Вполне согласен с вами, сержант. Никаких стимуляторов. Но пожалуйста, позаботьтесь, чтобы кислородная маска находилась поблизости. Будет крайне неприятно, если он отправится к праотцам, — наставительно сказал Ретталья.
— Предложение майора весьма ценно. Сделаем, как будет угодно майору. Должен сообщить, вас искал главный цензор и просил связаться с ним.
