Ознакомительная версия.
Штурмбаннфюрер взглянул на введенных в кабинет заключенных № 16142 и № 19030. На них же взглянул гость майора – крепкий белобрысый человек с прилизанными светлыми волосами, со щеточкой усов под прямым носом. Бесцветные внимательные глаза смотрели на заключенных без особого интереса, но именно с вниманием. Знаменитый ас, сбивший за время войны около сорока воздушных машин, он был в штатском. Он прилетел в старый форт на своем истребителе, но представлял не военно-воздушные силы, а лично рейхсмаршала Германа Геринга. Даже, может, не его самого, а близких боевых друзей, искавших к дню рождения рейхсмаршала нечто необыкновенное. Штурмбаннфюрер прекрасно понимал, что может помочь знаменитому асу, вот почему приказал горбатому капо в течение нескольких дней подкармливать заключенных № 16142 и № 19030 и не гонять их на полевые работы. Сейчас, глядя на заключенных, он не видел в них каких-то особенных перемен, но штурмбанфюрера радовал сам факт: он сделал все, чтобы подарок для рейхсмаршала выглядел достаточно выигрышно.
– Подойди сюда, – поманил он пальцем Якова.
Яков подошел.
На нем были короткие полосатые штаны, серая куртка с белыми кругами на груди и на спине, на ногах – разношенные сабо. От Якова неуловимо несло страхом и еще чем-то, может, правда, животным.
– Коммунист?
– Никогда.
– Комиссар?
– Найн!
– Юдэ?
– Никс юдэ!
– Кто же ты?
– Заключенный № 16142.
– Видите, он проявляет некоторые признаки примитивной сообразительности. На уровне инстинктов, но проявляет, – с затаенной гордостью произнес штурмбаннфюрер.
– Простите, Вальтер, но меня интересует вовсе не сообразительность ваших подопечных.
Штурмбаннфюрер согласно кивнул.
Он не торопился.
Стол был накрыт, громоздкий магнитофон подключен к сети. Взглянув на часы, штурмбаннфюрер кивком подозвал к столу Семена.
– Юдэ?
– Нет, русский.
– Русские всегда менее сообразительны, – сообщил штурмбаннфюрер старому другу. И улыбнулся: – Не торопитесь, Адольф, я все равно не отпущу вас быстрее, чем через пару дней. Вы заслужили короткий отпуск. Используйте его для наблюдений за нашими врагами. Вы всегда видите врагов с высоты птичьего полета, это может приводить к определенным аллюзиям. Иногда враги могут казаться вам достойными противниками, а это вовсе не так. За редчайшими исключениями это безвольные существа, проводящие жизнь в мечтаниях. Они не любят работать, зато умеют рисовать и сочинять сказки. Возможно, со временем наши ученые выведут особую породу низших существ, способных рассказывать сказки. Разумеется, это будут наши особые имперские сказки, Адольф. Другие нам не нужны.
Он наклонился и щелкнул переключателем магнитофона.
Адольф Галланд невольно выпрямил спину.
Высокий голос произносил слова резко, даже неприятно. В нем чувствовалась скрытая сила. На заключенных ни сам штурмбаннфюрер, ни его гость уже не обращали внимания.
«…Теперь я хочу откровенно поговорить с вами об одном очень серьезном деле, – гость штурмбаннфюрера сразу узнал резкий голос рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера. – Сейчас, между собой, мы можем говорить о нем вполне открыто, но никогда не станем говорить об этом публично. Точно так же, как, повинуясь приказу, мы выполняли свой долг 30 июня 1934 года: ставили к стенке заблудших товарищей, (штурмбаннфюрер ясно вспомнил глаза пьяного штурмовика, застреленного им на Александерплац), но никогда не говорили и никогда не станем говорить об этом вслух. Наш природный такт побуждал нас никогда не касаться этой темы. Каждый из нас ужасался, но в то же время понимал, что в следующий раз, если это будет необходимо, мы поступим так же. Сейчас речь идет о депортации и об истреблении еврейской нации. Звучит это просто: „Евреи будут уничтожены“. И все члены нашей партии, безусловно, скажут вместе с нами: „Искоренение евреев, истребление их – это один из пунктов нашей программы, и он будет выполнен“. А потом придут к нам все 80 миллионов достойных немцев, и каждый будет просить за своего единственного порядочного еврея. Все остальные, конечно, свиньи, но вот именно этот – хороший еврей. Так не должно быть. Фюрер требует от нас твердости. Большинство присутствующих здесь знает, что это такое – видеть сто, или пятьсот, или тысячу уложенных в ряд трупов. Суметь выдержать это и сохранить в себе порядочность и достоинство – вот испытание, которое закалило всех нас. Это славная страница нашей истории, ибо теперь мы знаем, как трудно было бы нам сейчас в условиях бомбежки, тягот и лишений военного времени, если бы в каждом нашем городе все еще жили евреи – скрытые саботажники, агитаторы и смутьяны. Богатство, которым они владели, мы у них забрали. Я дал строгий приказ, выполненный обергруппенфюрером СС Полем, передать все отобранные богатства рейху. Мы ничего не оставили себе. Совершившие ошибку понесут наказание в соответствии с приказом, отданным мною в самом начале, который гласит: каждый, кто присвоит себе хотя бы одну марку из отобранных нами богатств, подлежит немедленной казни. Несколько сотрудников СС уже казнены. Пощады не будет. У нас есть моральное право, у нас есть обязательство перед немецким народом уничтожить нацию, которая хотела уничтожить нас. Но у нас нет права обогащаться, даже если речь идет только об одной шубе, об одних часах, об одной марке или одной сигарете. Мы не хотим, уничтожая бациллу, дать ей заразить себя и умереть сами. Я никогда не позволю себе остаться в стороне и наблюдать за тем, как проявляется пусть даже маленькая червоточина и как она начинает расти. Где бы та червоточинка ни появилась, мы выжжем ее. Теперь, в целом, я могу сказать, что, вдохновленные любовью к нашему народу, мы справились с этой труднейшей задачей. При этом мы не нанесли никакого вреда нашему внутреннему миру, нашей душе, нашему характеру…»
Адольф Галланд кивнул.
Все в словах Гиммлера казалось ему жесткой правдой.
Он лично сохранил порядочность и достоинство. Его внутренний мир, его душа, его арийский характер не были сокрушены трудностью поставленных задач. Если он чему-то еще дивился, так только подлости врага.
В тридцать первом, например, проводя нелегально курс тренировок в составе итальянских военно-воздушных сил, Адольф Галланд подружился с британским пилотом Дугласом Бейгером, прилетавшим в Рим на спортивные состязания. Это был пилот от Бога, Галланд многому у него научился. Он был бы рад почаще встречаться с ним на спортивных соревнованиях, однако через год, выполняя сложную фигуру высшего пилотажа, Дуглас Бейгер пустил машину слишком низко над Ридингским аэропортом и задел крылом землю. В облаке пыли и летящих во все стороны обломков, казалось, не могло остаться ничего живого, но Бейгер выжил, правда, лишился обеих ног. Казалось бы, с авиацией покончено, но через год неистовый англичанин уже управлял автомобилем и играл в гольф, а с началом войны министерство разрешило ему сесть за штурвал «Харрикейна». В первом же бою над Бельгией Бейгер завалил «Мессершмит-109». Кстати, в первом бою над Францией Адольф Галланд завалил свой первый «Харрикейн». Герман Геринг (герой Первой мировой войны) заметил талантливого пилота. Адольф Галпанд быстро рос в должности. Дважды он встречался с Дугласом Бейгером над Францией и Англией, но до боя между ними не дошло, хотя они успели обменяться приветствиями в эфире.
Ознакомительная версия.
