нахождения на грани между жизнью и смертью.
– Радуйся, сестра, – воодушевленно произнес Гаал. – Это добрый знак. Знак нашей победы. Последний раз такой чести был удостоен лишь сам Настоятель. Быть может, однажды Обелиск дарует тебе такую же силу, чтобы оберегать его.
– Оберегать? С этим? – Я кивнула на металлический каркас, обвивший ногу.
– Не стоит беспокоиться. У нас достаточно способов вернуть тебе возможность ходить… – Медик хотел было сказать что-то еще, но его прервала просунувшаяся в дверную щель мохнатая собачья голова.
Непропорциональная верхняя челюсть существа чуть выдавалась вперед, на пол капала слюна. Короткие треугольные уши зверь любопытно навострил и направил в мою сторону. Курносый морщинистый нос хрипло втягивал воздух. В целом животное можно было принять за чрезмерно большого лохматого хищного мопса или бульдога, покрытого излишне густой шерстью.
– Фауст! Это что такое?! – строго прикрикнул Гаал. – Я тебе говорил здесь не топтаться, тут все стерильно!
Пес, или кто бы это ни был, виновато, но требовательно заворчал.
– Ладно, заходи, – сдался медик. – Только облизывать сестру не смей – ее иммунитет еще слишком слаб.
Зверь толкнул квадратным тяжелым лбом дверь и протиснул мощное короткое с длинным пушистым хвостом мохнатое тело в палату, а затем, процокав когтями по кафелю, уселся у изголовья кровати.
– Фауст? Какое интересное имя, – улыбнулась я, протянув ладонь. Влажный прохладный нос коснулся кожи.
– Это черный волк. Его так назвал брат Курт. Он у нас ученый…
– Брат или волк?
– Оба. – Тонкие бледные губы Гаала дернулись в улыбке. – Крайне смышленые парни. Кстати, это Фауст почуял твой след.
– Спасибо тебе, друг. Ты меня спас. При случае найду тебе сахарную косточку.
Волк радостно гавкнул и завалился на спину, подставив пузо. Гаал почесал зверя по грудине.
– Хороший он парень. Курт его еще щенком у еретиков отбил, так себе и оставил.
– Они хотели его убить? – Я не могла поверить в то, что нашелся бы на свете хоть один человек, у кого поднимется рука на живое, пусть и пугающе непропорциональное, но беззащитное существо.
– Да. И сделать броню из его шкурки, – мрачно подтвердил Гаал. – В этом вся суть неверных. Уничтожать в особо циничной манере.
– Фаусту очень повезло, что рядом оказались вы… – Волк довольно перекатывался с боку на бок, приглашая поиграть. – Прости, парень, не могу. Как только встану на ноги, так обязательно кину тебе мячик, и не раз.
– У тебя доброе сердце, сестра. И необычный дар.
Я наморщила лоб.
– Ты про мой сон, брат?
– Не только. Посмотри на Фауста – он не любит незнакомцев и ко многим относится с опаской, а в твоем присутствии млеет, – объяснил Гаал.
– Разве не все собачьи так себя ведут? Может… я просто ему понравилась? – Я пожала плечами.
– Нет, – покачал головой медик. – Фауст мало кому и из нас доверяет – уж слишком сильно его обидели неверные. Только с братом Куртом он так беспечен и расслаблен. Я расскажу об этом Настоятелю – наверняка он знает ответ.
– Брат Гаал… сколько мне дней придется провести в кровати? – От наблюдения за резвящимся волком настало время перейти к делам насущным.
– Неделю или около того. Потребуется еще одна операция, а потом мы применим дары Зоны для твоего исцеления.
– Ты имеешь ввиду артефакты? – не поняла я.
– Именно их. Неверные называют дары так. Впрочем, зови как удобно, дело ведь не в слове… Хотя есть среди нас такие, кто брезгует даже терминами. Это их право, и только Настоятель может судить кого-либо из нас.
Я почувствовала, как под мерный успокаивающий баритон медика глаза начинают слипаться сами собой.
– Отдыхай, сестра, набирайся сил. Они тебе потребуются. Не волнуйся, мы о тебе позаботимся. – Голос Гаала прозвучал, когда я была уже на грани глубокого сна.
И снова в планы людей вторглось своевольное Мироздание. Операция состоялась на две недели позже, чем планировалось, а все потому, что уже к вечеру того дня я проснулась от сотрясающего озноба, сменявшегося жаром и сильной болью в мышцах. Я то просыпалась, на короткое время вырываясь из объятий лихорадки, то вновь погружалась в болезненное состояние где-то между сном и явью.
Гаал действительно все это время не оставлял меня одну. Кормил с ложки, когда совсем не было сил подняться, менял мокрые прохладные полотенца на лбу и белье, промокшее от лихорадочного пота, строго следил за исполнением другими братьями и сестрами его поручений.
Память возвращалась с трудом, смешиваясь в коктейль с болезненными галлюцинациями от высокой температуры и глубокими тайными страхами моей души.
В одну из таких тревожных ночей мне снился странный сон. Я гуляла по красивому зеленому городу, украшенному кумачовыми знаменами и цветами. Прохожие спешили по своим делам или праздно прогуливались по весенним липовым аллеям. В песочницах играли дети, гудели на дорогах старые автомобили, играла музыка из репродукторов.
Незаметно и я втянулась и полностью погрузилась в атмосферу радости, покоя и безмятежности и даже не заметила, как со стороны бетонной громадины построенной недалеко от города атомной станции катится ревущая и рокочущая волна пламени, сметающая все на своем пути. Земля затряслась под ногами, стали рушиться и рассыпаться кирпичные дома.
Неподалеку в песочнице возилась с куклами одинокая маленькая девчушка, не замечая надвигающейся беды. Люди вокруг впали в панику, ревела сирена, слышались рыдания и напряженные гудки машин. Девочка, словно укрытая куполом от царящего вокруг безумия, беззаботно плела венок из ярко-желтых одуванчиков и не чувствовала, как угрожающе накренилась прямо над головой металлическая конструкция горки.
За долю секунды до того, как все пространство рассыпалось в прах, я успела подхватить малышку на руки, но затем едва сдержалась, дабы не отбросить ее от себя. Черты лица ребенка искажались, плавились, словно горячий воск, превращаясь во множество иных лиц. Рот неизвестного существа расширился и наполнился вторым рядом острых конусообразных зубов, норовивших вцепиться в горло.
Сирена выла все громче и сильнее, я замерла, не в силах пошевелиться, и совсем близко чувствовала, как прожигает плоть пламя, катящееся валом со станции.
– Разряд! – ворвался в кошмар строгий уверенный голос. Тело тряхнуло мощной судорогой, послышался далекий писк кардиомонитора. – Пульс стабилен, слава Обелиску!
– Итак, кто тут у нас? – Из тягостного кошмара в спокойную действительность меня вернул шелестящий нотками осеннего ветра тихий голос. – Умна, ответственна, хороша собой… Шрамы? Пустяк! Они только украшают воинов. Просыпайся, дитя!
Я открыла глаза, с трудом фокусируясь на том, кто прервал мои ужасающие сновидения. Худой жилистый мужчина лет сорока сидел возле кровати. Длинные седые волосы, собранные в аккуратный хвост, идеально гармонировали с
