комбинезоном такого же бетонно-серого оттенка. Казалось, в этом человеке нет ничего необычного, если не смотреть в глаза. Пустые и белые, как у той, что нашла пристанище в моих грезах. Нет, он не был слеп – напротив, казалось, что он видит тебя насквозь, заглядывает глубоко в душу и от него не утаить даже самых страшных тайн.
– Здравствуйте… – хрипло произнесла я, откашливаясь после долгого молчания.
– Воспитанная, – добавил мужчина. – Приятно встретить интеллигентного человека. Тебя зовут… а впрочем, не имеет значения. Все имена, что даются за пределами Зоны, ложные. Истинное ты обретешь здесь. Священный Обелиск укажет его. Меня же можешь звать Настоятель. Познакомились, а теперь встань, я хочу получше тебя рассмотреть.
– Но я… – Просьба человека казалась совершенно глупой. Неужели он не видит… стоп…
Я бросила взгляд на укрытые шерстяным одеялом ноги. Их более не стесняла металлическая клетка винтов, спиц, болтов и грузов. Это невозможно! Или прошло много времени, или… Даже при самом высококлассном лечении невозможно восстановить такие травмы за столь короткий срок.
– Встань! – напористо приказал Настоятель. – Брат Гаал, помоги ей.
Гаал все это время был неподалеку, и ему не пришлось повторять дважды. Приблизившись к кровати, он протянул руку и подхватил меня за талию. С неприятным хрустом в суставах я поднялась, едва удерживая равновесие от внезапно возникшего головокружения.
– Неплохо, – удовлетворенно кивнул Настоятель. Еще пара недель, я полагаю, и можно будет принять нашу сестру в семью.
– Так точно, Настоятель, – согласился Гаал, быстро проверив мои рефлексы и степень восстановления нервных волокон.
– Поручаю тебе направить сестру на путь Обелиска, – распорядился седой мужчина и обратился ко мне: – Теперь ты дома, дитя. Ты проделала очень долгий путь и прошла через множество испытаний. Осталось последнее: Обелиск даст тебе имя, и ты все вспомнишь. Он отделит ложь от истины, и ты обретешь благословение Его.
Настоятель поднялся на ноги и вышел из комнаты, оставив нас с Гаалом наедине.
Вскоре мне довелось убедиться в необходимости огромного заряда энергии и жизненных сил. Стоило лишь немного окрепнуть, как за меня взялись всерьез.
Впрочем, это не доставляло особого морального дискомфорта – напротив, возможно, даже в прошлой жизни я никогда не была окружена таким вниманием, как сейчас.
После Всплеска я очнулась будто новорожденным младенцем, без воспоминаний и с ощущением потерянности. Однако рядом оказались те, кто не позволил мне утонуть в водовороте нахлынувших многочисленных потоков информации и событий.
Когда Гаал окончательно удостоверился, что я могу твердо и уверенно стоять на ногах, он передал руководство воспитательным процессом строгому, воинственному брату Айзеку, под чьим контролем я училась вновь держать в руках оружие, пользоваться сложным оборудованием защитных костюмов и средств связи, познавать основы тактики, стратегии и разведки, ощущать на себе и пытаться противостоять приемам рукопашного боя. Иногда казалось, что под бронированным стеклом шлема скрывается вовсе не человек, а какой-то биоробот. Айзек не знал усталости и не позволял почувствовать ее другим, не делая скидку даже на едва зажившие травмы. Быстрый и неуязвимый, он не делал поблажек и не слушал просьб о хотя бы нескольких минутах отдыха.
Первые дни казались бесконечными. Лишь ночью, лежа на продавленном пружинящем матрасе в казарме, получалось вздохнуть чуть спокойнее. Но несмотря на усталость и одеревеневшие от молочной кислоты и объема нагрузок мышцы, каждый день во мне укреплялась уверенность в правоте наставника. «Боль – часть твоего развития. Прими ее и позволь стать твоей силой», – говорил Айзек. Тело действительно становилось подвижнее и крепче, все меньше давил на спину и плечи вес тяжелой брони, а мелкие порезы в результате тренировок уже с боевым клинком практически исчезли.
Дух же укрепляли ежедневные молитвы и собрания с братьями и сестрами. Мы становились единым целым под призрачным сиянием Обелиска. Он соединял сознания и сердца, давал каждому то, что ему нужно, согревал холодными ночами и вселял веру в могущество и непоколебимость. И пусть неверные не оставляли жалкие, безуспешные попытки прорваться в город и на подконтрольные нам территории, сила, что даровал Обелиск, была несокрушима.
Каждый из нас, выступая в защиту Его, Зоны и творений Ее, был готов ко всему, на что способен извращенный ум еретиков. И каждый не страшился смерти. Лучше погибнуть воином с оружием в руках, нежели пасть трусом, бежавшим с поля битвы и оставившим на разорение алчным рукам мародеров хотя бы клочок нашей священной земли, где бьется и живет сердце этого мира.
В единении я ощутила себя как никогда нужной и ценной. Любовь Зоны и щедрость благословений Обелиска давали уверенность в своих силах, крепкое плечо брата или сестры по оружию позволяли не чувствовать себя одиноко. Не знаю, откуда мне знакомы эти эмоции. За все время, проведенное в клане, я так и не смогла вспомнить ни одного момента из прошлой жизни, хоть и производила некоторые действия так, будто была им обучена давным-давно.
Сестра Вита, одна из немногих представительниц женского пола клана, и вовсе окружила меня настоящей материнской заботой, успокаивая в час ночных кошмаров или поддерживая на нелегком пути обучения. Я почувствовала в ней настолько родную душу, что казалось, мы были сестрами не только по вере, но и крови. Даже Гаалу я не могла довериться настолько, как привязалась душой к ней. Кому еще было посетовать на перегибы Айзека или боль от полученных травм или рассказать о том, о чем даже подумать в присутствии мужчин из ордена – греховно? С кем еще я могла мирно пройтись по территории Станции, восхищаясь ее величием, или вслушаться в скрежет колеса обозрения недалеко от одного из лагерей и услышать в нем пение самой Зоны? Казалось, что женщина из моих снов воплотилась в ней – даже внешне они были чем-то схожи, за исключением ярко-рыжей копны волос, отличавшей Виту в строю других сестер. Те же шрамы, те же бледные, почти белые, но вовсе не пугающие глаза. Я четко знала, что меня берегут и за мной присматривают. Словно бы пройдя через длительное путешествие, я наконец обрела свою тихую гавань, где можно спокойно бросить якорь и не знать ужасов, что приносит шторм. Интересно, а в другой, предыдущей жизни был кто-то похожий?
Никто из нас не помнил прошлого, но это и не было нужным. Мы знали: лишь настоящее ведет к цели. Я не могла дождаться, когда же придет и мое время стать полноправным членом ордена. Настоятель в коротких личных беседах говорил загадками, но ни капли сомнений не коснулось души. Я ему верила. Верила Обелиску, своим братьям и сестрам.
