А если бы твоя любимица переместилась после Всплеска?
– Преподобный, я бы придумала что-то иное. – Вита в почтении склонила голову. Я повторила за ней.
– Приветствую, сестры, – размеренно и напевно произнес мужчина. – Не бойся, новообращенная. Вита изобретательна в играх с новичками, но ни разу это не заканчивалось печально. И вновь я вижу добрый знак в том, что нет страха в сердце прибывшего, какие бы безумства ни пришлось совершить на пути.
– Преподобный… – попыталась оправдаться Вита, – но ведь вы сами подсказали мне этот способ.
– Да, и ты была его первопроходцем. Великий Обелиск, как же это было давно… – В голосе собрата по клану послышались нотки ностальгии.
– Нам пора возвращаться на Станцию. Не хотим пропустить утренний молебен.
– Да, конечно, ступайте. Да хранит вас Обелиск.
Вита поправила сползший ремень винтовки и уверенно зашагала в сторону самой короткой тропы до станции.
– Ты всех так проверяешь? – с каплей обиды в голосе спросила я, почувствовав себя ребенком, которого обвели вокруг пальца взрослые, пообещавшие вместо молочного супа на ужин плитку шоколада.
– Многих, – коротко ответила сестра.
– А если кто-то отказывался?
– Ну и пусть… Ордену от моих шалостей ни холодно ни жарко. Зато появляется некоторое представление о том, с кем еще стоит поработать.
– Угу… и у кого не атрофировался инстинкт самосохранения, – пробурчала под нос я, но тут же жесткая ткань перчатки прервала поток озвученных мыслей.
– Тихо! – прошипела Вита. Я бросила осторожный взгляд на экран ее КПК – две желтые точки медленно перемещались наперерез нашему маршруту.
Двое сталкеров в темно-синей основательно потрепанной броне ломаным хромающим шагом брели по заросшей полосе шоссе. Я потянулась к короткому пистолету-пулемету, вверенному мне Витой. В выданной на время похода штурмовой винтовке R-15 не было необходимости – противников мало, да и что-то странное виделось в их повадках. А до получения личного вооружения мне предстояло подняться хотя бы до ранга адепта, значит – пройти долгожданное Посвящение.
– Не нужно… Они на нашей стороне… Вроде как. – Вита остановила мой порыв к уничтожению неизвестных целей.
– В смысле? Это же еретики! – Я вгляделась в две пошатывающиеся фигуры. Было в них нечто неправильное, делающее их не похожими на обычных людей.
– Почти… были ими. – Вита устроилась поудобнее на пороге дома, послужившего нам укрытием, и принялась что-то усиленно строчить в КПК. – Они попали под действие ретранслятора… Полагаю, южного, ближе к Черному Лесу. Те, чей мозг удается взять под контроль, лишаются разума и памяти. Потом этими товарищами занимаются нейротехники. Спецотряд, по большей части состоящий из медиков и ученых. Говорят, даже Настоятель иногда спрашивает у них совета. Так вот, умники и солдаты отлавливают подобный контингент и… переписывают им память. Вроде как стирают одни данные, внедряют другие. Не знаю точно, как работает эта штука. Позднее еретики получают шанс послужить делу Обелиска.
– А что, если… – У меня сразу же возникло множество вопросов.
– Нет, рядового мыслящего бойца больше из них сделать не получится. Ни одному еще не удавалось проявить свободу воли и вырваться. Я точно таких не встречала. Насколько мне известно, они весьма полезны при прохождении нашими группами потенциально опасных маршрутов.
– Биодетектор? – уточнила я.
– Ага, вроде того, – кивнула Вита. – И пусть тебя не смущает их способность что-то болтать – это уже не люди. Их еретическую порочную природу выжигают изнутри. К сожалению, она частенько сплетается с образом хомо сапиенса, отчего приходится идти на жертвы. Я вижу, о чем ты хочешь спросить. Нет, с тобой не делали то же самое, как и с любым из адептов. Мы все сохраняем способность понимать, чувствовать, размышлять. Обелиску не нужна армия тупых болванчиков, способных лишь на самые примитивные задачи. Послушание не состоит в бессознательном исполнении приказов. Зона создала Обелиск, чтобы говорить с нами. Как же мы поймем Ее, не обладая умением осознавать и внимать Ее голосу? Без души и разума возможно творить лишь разрушение, но никак не созидать. Мы же рождены хранить и помогать появиться чему-то новому. Для этого мы живем, и в этом суть служения.
– Занятно… – протянула я, наблюдая за удаляющимися существами, чей разум теперь блуждал в ожидании истинного пути. – Тогда почему мы ждем?
– Если сейчас их потревожить, может взыграть их неверная суть. Говорят, они становятся особенно агрессивными перед Всплесками, но и до этого, если что-то напомнит им об их природе, – проблем не оберешься. Хотя одно подразделение научилось сосуществовать с ними. Мне довелось как-то бывать на их стоянке. Странное чувство… Вроде и тянешься к стволу, а вроде угрозы как бы и нет. Стои́т себе чудо это, бормочет какую-то чушь и не отсвечивает. Получается весьма надежная охрана от неверных с сознанием. Уж не знаю, что там в голове у ретранслированных, но реагируют они на любое нездоровое движение, еще даже не заметив его. Наверно, у них хороший слух.
– Или нюх, – предположила я, пожав плечами.
– Без понятия. – Вита бросила взгляд на экран. – Чисто, можем идти. Наших новых друзей перехватят у охладителя. Подозреваю, что их несет именно туда. Выше нос, скоро настанет и твое время учить молодняк премудростям.
И мой волнующий час настал. Стоял непривычно солнечный день в мире вечной осени. Наблюдая из застекленного воздушного коридора за братьями, только что вернувшимися из удачного рейда, я не заметила, как рядом со мной появился Гаал, а с ним два собрата в тяжелой глухой броне, усиленной сервоприводами. По нашивкам и особым обозначениям на наплечниках нетрудно было догадаться, что это личная охрана самого Настоятеля. Впрочем, по территории Станции он всегда перемещался в одиночестве, лишь иногда сопровождаемый парочкой служителей в белых защитных комбинезонах. Вне безопасной территории его наверняка сопровождали эти бравые ребята, отвечающие своими жизнями за жизнь первого после Обелиска.
Гаал сообщил, что решением Настоятеля было определено, что я наконец готова к обряду имянаречения и полноценному вступлению в орден. Невероятное счастье завладело душой в эту минуту. Все тренировки с Айзеком, еще несколько «проверок» от Виты, в которых ей вновь удавалось напугать и обвести вокруг пальца подругу, потерявшую память, – все было не зря. Меня признали достойной прикоснуться к милости Его и несению службы во благо Его.
Я ощутила разочарование, когда оказалась не в величественном зале, подсвеченном лазурью Обелиска, куда допускали неофитов лишь на вечернюю молитву, а в заурядном, сером и, можно даже сказать, унылом помещении, однако все же вызвавшем странный трепет.
Посреди огромного зала, освещенного лишь запыленными зеленоватыми лампами, располагался стол, похожий на операционный, и огромная конструкция неизвестного устройства, нависавшего над ним.
Душу сковало подлой суеверной тревогой, старательно
